Внезапно Аркадий ощутил все нарастающую дрожь в теле. Это заметил и Страж.
– Люден нашел вас. Договорим после. Запомните главное – не совершайте необратимых поступков. Иначе…
А затем все пропало, и Стругацкий почувствовал, будто в него ударила молния.
Борис стоял у кровати.
– Ты кричал во сне.
Взъерошенный и мокрый от пота Аркадий сел, пытаясь прийти в себя. Борис между тем пристроился на край простыни и заявил:
– Знаешь, я после сегодняшнего, точнее, уже вчерашнего разговора не мог уснуть. И вот какая мысль закралась в голову. Надо продать эту историю Андрею.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросил Аркадий.
Борис загорелся:
– Смотри. По сути, мы обладаем уникальной информацией. Есть одна сторона – это Система, которая ведет страну к ужасу и мракобесию. Есть другая – в виде призрачного мальчика, пытающегося ей помешать. Сами собой напрашиваются аналогии, ну, согласись. Вывод?
Аркадий достал сигарету из пачки у тумбочки и чиркнул спичкой.
– Вывод, что это могло подождать и до утра. Но раз ты все равно меня уже разбудил, то будь добр, сходи завари чай.
Борис прокричал из кухни, наливая в чайник воду:
– Не говори мне только, о многомудрый брат, что не оценил красоты замысла.
Аркадий, кряхтя по-стариковски, поднялся, посмотрел на часы. Было почти четыре. Чертыхнувшись про себя, вышел в коридор и обреченно направился в ванную. «Не следует пока рассказывать брату об увиденном», – подумал, умываясь.
На кухне уже вовсю жизнерадостно орудовал Борис.
– Торт будешь?
– Не хочу. Итак, если я правильно понял, ты предлагаешь втюхать Андрюхе некий новый вариант Святого Писания? – спросил, усаживаясь на табуретку.
– Именно так, Аркаша. Он же болен этой темой. Сам говорил: Тарковский мечтает избавиться от фантастики в сценарии.
– Не вижу разницы между Библией и нашим «Пикником», – заметил старший брат, отхлебнув чаю. – И там и там аллегории, притчи. Сплошные сказки. Зачем менять шило на мыло? Но ты, конечно, прав. Всегда, чертяка, лучше в людях разбирался, чем я. Мозги у Андрея по-другому устроены.
Борис торжественно поднял палец вверх:
– О! В кои-то веки сам посланец богов снизошел до простого смертного и похвалил его! Наверное, Брежнев стал буддистом или в Антарктиде зацвели розами березы.
– Издевайся, издевайся, Бобка. Тем не менее мысль о том, чтобы сделать сталкера неким мессией, мне кажется правильной. Тащи-ка сюда печатную машинку, и давай с тобой поработаем.
Москва, 1953 год
Было уже темно, когда машина Берии подъехала к Ближней даче. Охранник с водителем, сидящие спереди, приготовились выйти, но внезапно замерли, словно восковые статуи в Музее мадам Тюссо.
Лаврентий Павлович вздохнул и приоткрыл дверь слева от себя. В кабину уселся бледнокожий, с восточными чертами лица и глазами-бельмами, одетый в форменную шинель с нашивками сотрудника МГБ и в форменной же фуражке с синим околышем мужчина.
– Скажи мне, – начал он с места в карьер, – зачем ты отдал первый пост Маленкову?
– Здравствуйте, Зафаэль, – вежливо ответил ему Берия, – надеюсь, здоровье товарища Сталина пошло на поправку?
– Не юродствуй. В вашей четверке за клоунаду Хрущев отвечает. Сталин умрет через час, так что есть время побеседовать. Итак, я жду ответа на свой вопрос.
Лаврентий Павлович побарабанил пальцами по спинке переднего кресла, глядя на нелепую позу застывшего охранника.
– Давайте рассуждать здраво. Сейчас придется принимать целый ряд таких решений, которые вызовут в народе недопонимание. И мне бы не хотелось, чтобы…
– Черт тебя подери, – зарычал Зафаэль, – мне плевать, какие популярные или непопулярные решения нужно принимать вашему марионеточному правительству! Если Система прикажет – начнете третью мировую войну, прикажем – устроите новый голодомор. У нас слишком давние договоренности, и мы слишком много вложили, чтобы сделать тебя главой государства. И вот теперь, когда власть лежала у самых ног, трусливо отходишь в сторону? С нами так дела не делаются. Забыл уже, чем кончил Коба? Ну так иди и смотри, как подыхает патрон.
– Не надо мне угрожать, – как можно спокойней ответил Берия, сдерживая два раздиравших его противоречивых чувства: пламенную ярость и холодный, липкий страх, – я выполню все свои обязательства перед вами и перед Системой. Георгий всего лишь пешка, он знает, что без меня не продержится на посту и недели. Пусть себе решает хозяйственные вопросы. Реальная власть будет все равно у меня.
Зафаэль открыл дверь и скрипуче буркнул:
– Главы недовольны. Сроку исправить ошибку – три месяца. Если к началу июня ты не возглавишь правительство – считай наши отношения расторгнутыми. И тогда я тебе не завидую.
Он захлопнул за собой дверь, а двое на передних сиденьях внезапно обмякли. Берия не стал дожидаться, когда те придут в себя, и пошел прощаться с бывшим Хозяином.
Таллин, 1977 год
У трапа самолета его встречал Андрей. Они обнялись, и тот спросил на ухо:
– Привез?
Аркадий кивнул. Молча двинулись к поджидавшей их черной «Волге». Так же молча ехали и всю дорогу к коттеджу, который Тарковский арендовал на время съемок.
Глядя в окно на олимпийские стройки Таллина, Стругацкий словно выпал из реальности. Ни единой мысли в его голове не было, будто бы не было и его самого.
Когда машина, лихо развернувшись, затормозила у крыльца, дверь дома моментально отворилась и чинно вышли их жены. Елена подошла к мужу и, обняв, шепнула:
– С днем рождения, писатель.
Он улыбнулся и, наклонившись к ней, потерся об ее нос своим. Лариса, жена Андрея, на правах хозяйки пригласила за стол, сказав:
– Здоровья тебе, Аркаша, это главное. Остальное и так все есть.
– Ну, я бы, к примеру, не отказался от такой вот «Волги» и такого домика под Таллином, – засмеялся он, – а ты говоришь «все есть». Писатели – народ бедный.
Андрей уже заперся со сценарием в комнате, которую определил себе в качестве кабинета, а женщины с Аркадием сидели на кухне, пили коньяк и закусывали. В доме стояла абсолютная тишина.
Тихо открылась дверь на кухню.
Тарковский сиял.
Плавно налив себе фужер коньяка, подцепил канапе и, залихватски выпив, промурлыкал, задумчиво жуя:
– Свершилось. Наконец-то у меня есть мой сценарий. Начинаем работать.
Вдруг раздался резкий звонок телефона. Лариса вышла в коридор взять трубку и крикнула оттуда:
– Аркадий, тебя.
Недоуменный Стругацкий подошел к новомодному заграничному кнопочному аппарату.
