Повеселившись вдоволь на карнавале, Саймон предложил Кейт поехать вместе с ним и детьми в «Перспектив-Плейс». Так как она держала за руку Матильду, которая трогательно посмотрела ей в глаза, а другие дети улыбались, отказать она просто не смогла. К концу дня усталая компания расселась по нескольким микроавтобусам. Самые маленькие спали на коленях у более старших, а самые старшие обитатели приюта, стараясь не разбудить уснувших, обсуждали между собой впечатления от карнавала.
Когда все прибыли в «Перспектив-Плейс», Саймон пересчитал детей и тут же настоял на том, чтобы те переоделись в сухое. Дети послушно разошлись по своим комнаткам, чтобы надеть пижамы и шорты. Фабиан сразу отправился в кухню; Кейт была уверена, что, будь у него выбор, он бы никогда не отходил от огромной плиты, настолько этот человек обожал готовить для своих подопечных.
— Эти дети для вас, должно быть, как семья, Фабиан. Наверное, вы ими очень г…гордитесь, — сказала Кейт, запинаясь и дрожа.
— Да, я ими всеми горжусь. Но, Кейт, посмотрите на себя — вы же насквозь продрогли! И, как бы забавно это ни смотрелось, у вас лицо зеленого цвета. Кажется, кто-то со своими зелеными перьями попал под дождь!
Фабиан покачал головой, положив руки на бедра, как будто обращался к одному из обитателей «Перспектив-Плейс».
— Это я! — рассмеялась Кейт, вытирая воду со лба и щек.
— Тогда почему бы вам не принять горячий душ, а одежду можно просушить на солнце; думаю, много времени это не займет. А пока я мог бы найти вам что-нибудь подходящее. Что скажете? — предложил Фабиан.
Стучащая зубами Кейт хихикнула и кивнула. Горячий душ — это звучало восхитительно. Душевая оказалась гораздо просторнее, чем она рассчитывала, но здесь не было ничего, кроме самого душа, торчащего из стены, решетки на полу да натянутой от одной стены к другой пластиковой занавески. Повесив полотенце на крючок и опустив защелку на двери, но не защелкнув ее до конца, Кейт посмотрела на душ, плевавшийся фонтанчиками коричневатой воды. На первый взгляд она выглядела не слишком чистой, но была хотя бы горячей, и этого Кейт было достаточно.
Женщина смотрела, как исчезают мурашки у нее на коже, и ей снова стало тепло. Она намылила лицо и смыла его под душем — сквозь решетку на полу потекла зеленая краска. Восхитительный был день.
Она отдернула занавеску и закрыла кран. Стоя спиной к двери, Кейт провела по своим волосам, пытаясь высушить и уложить их кончиками пальцев. Так как с выключенного душа еще стекала вода, а женщина напевала себе под нос какую-то знакомую мелодию, стука в дверь она не услышала.
Дверь толкнули, и защелка поднялась. Дверь со скрипом отворилась. Казалось, на мгновение время замерло. Ни вошедший, ни Кейт не могли пошевелиться, потому что не знали, что делать.
Саймон собирался только повесить чистые полотенца — он всегда так делал, ведь при таком количестве жителей дома полотенец всегда не хватало.
Внимание Саймона привлекло не само обнаженное тело его новой знакомой, а сеточка из шрамов на ее ягодицах и задней части бедер. Это были такие шрамы, которые не могли появиться случайно. Значит, кто-то намеренно причинил ей боль.
Саймон прищурился, словно, улучшив резкость, он мог как-то изменить то, что видел. Кейт тут же закрыла руками грудь, хотя именно она-то взгляду Саймона была недоступна. Она вся покраснела, и у нее дыхание перехватило. Кейт была вне себя от смущения и унижения.
Она никогда никому не показывала своих шрамов. Пока Кейт скрывала их, она могла делать вид, что не пережила всего этого, что в ее жизни не было столько боли, — тогда ей не пришлось бы ни от кого выслушивать слова сочувствия и осуждения. Единственным человеком, который видел их, помимо того, кто их нанес, был судмедэксперт. И его чуть не стошнило. Ту картину Кейт не забудет никогда.
И больше всего она сейчас не хотела, чтобы у Саймона была такая же реакция. Она не могла понять, что делать — то ли как можно скорее обмотаться полотенцем, то ли не двигаться и надеяться, что преподобный просто уйдет. Из-за своей нерешительности Кейт вмиг почувствовала себя бесполезной; словно кролик, оказавшийся на пути мчащегося поезда, в лучах его фар. И Саймону было не лучше.
Оба молчали, думая, как дальше быть, чтобы спасти ситуацию.
Наконец Саймон схватил полотенце с крючка и обернул его вокруг спины Кейт, немного прикрыв и нижнюю часть ее туловища. Мужчина притянул ее к себе, обхватив своими огромными руками, и держал крепко-крепко. Постепенно Кейт немного расслабилась и, все еще не глядя ему в глаза, наслаждалась ощущением защищенности, спокойствия. Женщина закрыла глаза и стала рассказывать этому сильному человеку, чье лицо она видеть не могла, но чьи крепкие объятия ее успокаивали:
— Мой муж, Марк, каждый день ставил мне оценки. Я получала очки за плохо выполненную работу по дому, за то, что невнимательно его слушала, за то, что задавала глупые вопросы, за то, что читала в свое «рабочее время». По его мнению, я всегда делала все не так. От того, сколько баллов я заработала за день, зависело, насколько сильно он меня порежет. Это он делал бритвой, которую всегда держал в ящике стола, в вощеной бумаге. Вы даже себе не представляете, как страшно мне было слышать звук выдвигаемого ящика. Нанеся мне очередной порез — длилось это от пары секунд до нескольких долгих, мучительных минут, — Марк бросал меня на кровать и насиловал. Вот так я жила много-много лет.
— Никогда не слышал ничего более ужасного. Что это был за человек, если он делал такое? — произнес Саймон высоким, дрогнувшим голосом.
— Что это был за человек? — медленно повторила Кейт почти без выражения.
— Зачем он это делал? — прошептал Саймон.
— Я не знаю. Может, так он думал, что меня контролирует. Уверена, это было проявление безумия. Мне кажется, мой муж был психом.
— Почему не вмешалась ваша семья? Дети?
— О, я никогда не говорила никому. Даже сейчас. К тому же порезы было легко скрыть — они ведь были только на бедрах и ягодицах. Перед детьми я притворялась, что все в порядке, а Марк, казалось, вообще искренне считал, что все хорошо. Мы замечательно всех обманывали.
— Только по разным причинам, Кейт. С вашей стороны это было проявлением добра, а с его — зла.
— Наверное.
Кейт нравилась простая логика Саймона; это успокаивало.
Мужчина покачал головой и крепче обнял женщину, словно пытаясь забрать себе ее боль.
— Можно еще раз взглянуть на них, Кейт?
Та пожала плечами — ей не очень-то хотелось.
Но Саймон медленно разжал руки и отступил назад. Перед его взором предстал сложный рисунок. Саймон провел своей гладкой ладонью по ее спине, а потом по ягодицам и бедрам, чувствуя пальцами бугорки и неровные линии. Саймон был единственным мужчиной за долгие годы, прикоснувшимся к этим местам на ее теле. Кейт не было неприятно, наоборот, внутри ее разлилось какое-то странное тепло.
