«Ты был хорошим воином, Борт, ты был надежным и смелым. Ты погиб с именем Сарима на губах, он примет тебя».
Закашлявшись, Рокот глотнул горького дыма – мелодия на миг оборвалась, пожар подступил ближе, – и вновь потянулся печальный пастуший напев.
– Да посмотри же на меня! – беззвучный голос прорвался сквозь густую мелодию в мысли Рокота.
Неужто Борт и вправду говорит с ним оттуда? Рокот поморщился и заиграл тише.
В кольце огня и в кольце ветра наметился разрыв, и по ту сторону стоял… Стел. Вот уж внезапно.
– Я могу недолго удерживать проход, чтобы вы по одному вышли к ручью! – все так же мысленно сообщил он.
Сынишка Вирта осунулся, постарел: его детский азарт резко притух после бойни. Прискорбно. С каким героическим видом они с Вьюрком выводили женщин и детей из Нижней Туры! С какой ненавистью смотрел Стел, когда их засекли, – будто ждал, что Рокот вопьется в горло спасенной девочки и высосет из нее кровь. Конечно, затем они и притащились в лес: поубивать тут всех и нарыть могил.
И все-таки Стел решился спасти рыцарей.
Грязный, в прожженном плаще, с безумным блеском в глазах – казалось, он прошел напрямик сквозь огонь. И сейчас в багряных отблесках его похудевшее лицо в точности повторяло птичьи черты Грета.
– Они сказали, что примут посла, Рок, – шептал Грет, склоняясь над погасшим двадцать лет назад костром. – Мы сможем договориться, я знаю! Штурмовать Каменку – это тысячи бессмысленных смертей!
– Это ловушка, Грет. Кого ты отправишь туда, кого?!
– Я пойду сам.
Так же героически поджаты бескровные губы, то же презрение и превосходство во взгляде. Гордыня. У сына усиленная стократ: он спасает тех, кого сам предпочел бы убить. Какое извращенное и возвышенное чувство долга! Впрочем, сейчас оно на пользу. Хорошо, что дудочка не позволяет говорить, иначе бы Рокот точно не удержался от едкого замечания, а впечатлительный маг мог бы и передумать геройствовать.
– Сделай потоньше щит! – уже без магии с надрывом проорал Стел, будто у него кончались силы.
Рокот кивнул и заиграл тише, плавно сбавляя темп, вихрь послушно замедлился. Сразу ощутимо погорячело: кажется, стали плавиться пряжки на сапогах.
Рядом со Стел ом мелькнула тень, щупленькая, невысокая. Ах, эта шалава! Значит, успела прорваться к воде! Безо всякой магии Рокот понял трусливые мысли Стела: раз ненаглядная снаружи, значит, можно не потеть, рыцарей не спасать – к тому же лесные деревни целее останутся! Рокот хотел бы презрительно сплюнуть и растереть, но продолжал остервенело играть на дудочке, задыхаясь проклятой гарью.
Стел колебался. Это сквозило в потерянном взгляде, нерешительной, вполоборота позе, в затянувшейся паузе. Проход, открытый магией, постепенно заполняло огнем. Предатель и трус!
– Все удачно сложилось, щенок?! – выкрикнул Рокот, отбрасывая дудочку.
Лишь шипение огня, схлопнувшегося стеной, было ему ответом.
Рокот закрыл глаза. Должно быть, это чудовищно больно: сгореть заживо. Мыслей не осталось.
Горячая струя полоснула лицо…
… дохнуло свежестью.
– По одному! Быстрее! – сквозь стиснуты зубы проскрежетал Стел.
Рокот дернул высохший полог шатра.
– Слышали?! Бегом!
Какого все же благородного щенка воспитала Лесса.
К тому моменту, когда последний оруженосец вырвался из кольца огня, Стел Вирт едва держался на ногах. Бескровные уши белели на фоне темных волос. Отчего-то подумалось, что с такими ушами не живут. Мальчишка полностью ушел в заклятие: выгоревшая земля не могла поделиться теплом, и проход, похоже, держался за счет личных сил Стела. Рокот не был силен в этих магических делах, «подарок» Вереска действовал вопреки законам мирового равновесия.
– Все… все! – Рокот хлопнул Стела по спине, заставив открыть глаза.
Пожар угас столь же внезапно, как и вспыхнул. Будто только из-за сопротивления Рокота он и продолжал пылать все это время.
– Надо… носить с собой… амулеты, – прохрипел Стел, сплевывая кровью, и опустился в воду.
– Неважно выглядишь, – ухмыльнулся Рокот.
Вместо ответа Стел попытался вдохнуть поглубже и закашлялся.
– Возьми себя в руки, тряпка! – Рокот протянул ему ладонь.
Стел сплюнул еще раз и остался стоять на коленях, помощи не принял.
– Спас и жалеешь? – Рокот вдруг понял, что действительно хочет это знать.
Стел долго смотрел снизу вверх, прозрачные струи, присыпанные черным пеплом, доходили ему до пояса.
– Нет, – наконец выдавил Стел. – Но пожалею, если увижу могилы вместо деревни Луки.
– Не думай, будто я люблю это зрелище, – Рокот опустил руки в поток и сбрызнул подпаленное лицо. Кожу саднило, но, скорее всего, пройдет бесследно. – Спасибо, – негромко добавил он.
– Квиты, – отмахнулся Стел.
Рокот с сожалением качнул головой:
– Нет, я снова задолжал Виртам одну жизнь.
Бледный, будто отравленный белой лихорадкой, Стел таращился на Рокота. Так смотрел Грет в последний миг своей жизни, а потом прыгнул, схватил ледяными как смерть руками, и они покатились по траве.
– Что ты хочешь сказать? – дернулся Стел.
– Однажды Грет меня спас.
Глава 27
Снов не было – только навязчивый черный дым: на губах, на ресницах, под кожей, в носу и в гортани. Жжет, щиплет, сушит. Не отпускает. И нестерпимая пустота разрастается в груди.
Но рано или поздно кончается все. Даже кошмары.
Проснулась Белянка резко – будто о ребра разбилось сердце, будто захлестнула прозрачная ледяная волна. Из окон под бревенчатым потолком землянки лился свет, скользил по неошелушенной рыжей коре, тонул в темных щелях, золотил широкими лучами рассыпанную по полу солому.
Комната была чужой. Незнакомой.
Белянка сомкнула на миг набухшие песком веки и приподнялась на локтях.
По углам желтели травяные занавески, а в середине, окруженный широкими скамьями, стоял стол. Громадный овальный стол для большой семьи и добрых соседей. Лишь у одной хозяйки был такой стол – у тетушки Пшеницы. Сколько раз Белянка помогала здесь с пирогами для праздников! Вот и теперь в кадушке поспевало ароматное желтое тесто…
Такой кадушки хватит на всю деревню.
Холодная тревога лизнула сердце.
– Есть здесь кто живой? – прошептала Белянка.
Комната молчала.
Вчерашний день неторопливо проступал сквозь мутный дым: чужак в тумане, сон у Ивы, Лесной Пожар и… тетушка Мухомор! Белянка бросилась к выходу, взлетела по короткой лестнице, вырвалась из землянки и жадно вдохнула свежий воздух. Сердце перепуганно билось в ушах.
