* * *
Пролог
За спиной почтеннейшей Арагами-тари садилось солнце. Медленно. Степенно. Оставляя на небесах бледно-лиловый след.
Нкрума смотрел на солнце, чтобы не смотреть на матушку.
И все же хвост нервически подергивался.
Зудел даже.
То ли от волнения, то ли все-таки хватанул на прогулке десяток-другой песчаных блох. Второе было куда вероятней, потому как зуд усиливался. Еще немного, и Нкрума, забывшись, почешется.
Тогда матушка спросит…
Он ответит.
И ничего-то хорошего из этого не выйдет. А он не виноват, что блохи на него просто-таки слетаются. Он и на собственном корабле умудряется их цеплять, хотя тот уже продезинфицирован от дюз до последней кастрюли на камбузе.
Но нет же.
– Дорогой, – матушка ухватила Нкруму за ухо и легонько сдавила. – Мне кажется, ты меня не слушаешь.
– Как можно?! – почти искренне воскликнул адмирал и второе ухо прижал к голове. На всякий случай. Зуд на миг отступил, зато возник детский страх, что вот сейчас особо пакостливое насекомое выберется из гривы – да на матушкины лакированные коготки.
Нет, визжать она не станет.
Но велит отправиться в умывальни, а следом отправит выводок служанок со старухой Ашей во главе. И, как в далеком детстве, Нкруму с головой сунут в грязевую ванну, от которой к шкуре цепляется крепкий серный запашок, а после будут сутки мучить, вычесывая мелким гребнем.
– Вот и мне интересно, – матушка ухо выпустила. – Как можно поступать столь безответственно! Ты отверг брачные предложения…
– Мне они неинтересны.
Ухо ныло.
Хвост Нкрума спрятал под стулом.
– Тебе – нет, но ты подумал о роде? – Матушка встала между Нкрумой и окном, узкой спиной заслоняя солнце. – Конечно же нет. Лучшие из лучших… достойнейшие из достойных… Сто сорок пять матерей! Как мне смотреть им в глаза, а?
Глава рода Тафари была еще не стара.
Она произвела на свет пятерых сыновей – последних трех исключительно в надежде родить дочь и наследницу, – о чем на словах гордилась, а в глубине души сожалела. Однако роды не лишили ее ни прежней силы, ни стати, а вот характер, по словам отца, испортили окончательно.
Впрочем, она никогда-то не отличалась благонравием.
– Ты отказал всем! Всем! – она щелкнула Нкруму по носу, и тот опустил голову. – И мне пришлось сделать вид, что я согласна с твоими аргументами, хотя порой они были оскорбительны…
– Мне жаль.
Жаль не было.
Нисколько.
Единственное, о чем Нкрума и вправду сожалел, – вряд ли вчерашние брачные предложения были последними. И значит, рано или поздно, но матушка добьется своего.
Уж лучше с пиратами воевать, право слово.
А на границе, поговаривают, вновь волнения. И отпуск, предоставленный ему Советом, подходит к концу. И дождаться бы, тогда, глядишь, он получит еще пару-тройку лет спокойной жизни вдали от дома.
– Ты не понимаешь, что натворил, – теперь в матушкином голосе слышалась печаль. – Ты мой самый перспективный детеныш… а все равно глуп как самец!
И по лбу треснула.
Так, что в голове загудело.
– Тебе бы все воевать и воевать, а о родном мире и не думаешь. Думать – для тебя слишком сложно. Что ж, ты не оставил мне выбора.
Сердце замерло.
Неужели она…
– Ты обещала!
– В минуту слабости, не иначе. Или мигрень тогда случилась? – Матушка на секунду задумалась, пытаясь вспомнить, что же было с ней такое, если она, Арагами Каменная, дала столь глупое обещание. – Но не печалься, дорогой, я нашла выход, который устроит нас обоих.
И по щеке погладила.
Стало совсем дурно: ласковой матушка становилась перед тем, как огласить очередное решение, которое пришлось бы не по нраву прайду.
– Я обещала, что ты сам выберешь себе невесту. Что ж, пускай… Но ты слишком долго тянул с выбором и поставил меня в крайне неудобное положение. Наш род не так силен, а теперь в Совете прайдов многие оскорблены. Они запомнят не сам факт отказа, но то, как ты позволил себе это сделать. Говорят, я утратила хватку, если не способна контролировать собственных сыновей.
Матушкины клыки щелкнули.
Это, конечно, зря… она не станет отвечать. Пока. Но запомнит, кто именно сказал подобную глупость, чтобы затем на практике доказать, сколь не прав он был.
Нкрума поежился.
Нет уж, пираты, граница… граница и пираты. Почти мечта.
– Поэтому ты должен жениться, дорогой. И если уж я не способна найти ту, которая составит тебе достойную пару…
Нкрума потер шею, радуясь, что она еще свободна от брачного ошейника.
– Пусть это сделают специалисты.
– Что?
– Агентство «Золотой лепесток», – матушка подвинула визор. – Судя по рейтингу, в нашем секторе они лучшие. Сто сорок пять лет плодотворной работы. Сотни тысяч заключенных браков. Процент разводов минимален, хотя нам это неинтересно, конечно… развод недопустим.
Шея заныла.
И дышать стало тяжеловато.
– Завтра в три пополудни прибудут консультанты. Я пообещала, что ты встретишься с ними. Изложишь свои пожелания… – Матушка пригладила встрепанную гриву Нкрумы. – А они подыщут девушку… девушек… ты выберешь ту, которая тебя устроит. Ясно, дорогой?
Нкрума обреченно кивнул.
– Я спрашиваю, ясно ли?
– Да, матушка.
– Вот и чудесно. Это я оставлю, – она протянула визор. – Загляни на их сайт, полистай анкеты. Возможно, тебе кто-нибудь приглянется. Только, дорогой, ты вот над чем подумай. Конечно, сейчас ты нервничаешь и перевозбужден, а это приведет к вспышке агрессии.
– Нет!
– Не перебивай маму! – Матушка дернула за шерсть. – И у тебя появится желание выкинуть что-нибудь этакое… глупое и шокирующее. Но учти, что жить с той, которую ты выберешь, придется тебе же.
Могла бы и не напоминать.
Матушка удалилась.
Солнце, зависнув на мгновенье над черным зевом расщелины, все ж нырнуло в нее, предпочтя разумный суицид неразумному противостоянию главе рода Тафари. И Нкрума остался в гордом одиночестве.
Или почти в одиночестве.
На столе тускло мерцал визор, и мерцание это вызывало смутное желание взять и опустить на экран что-нибудь тяжелое, к примеру, любимую матушкину вазу из полированного тельвизийского гранита.
