– День тяжелый?
– Похоже на то…
Он присел.
Полотно расползалось, но слишком медленно. Стоило бы подержать его на солнце, тогда бы все пошло веселей.
– Так что это? – Она указала на ткань, ныне больше похожую на черную кляксу.
– Это костюм… то есть не совсем. На самом деле это колония простейших организмов, связанных друг с другом подобием диффузной нервной системы. Они существуют как бы все вместе, образуя гиперорганизм, и в то же время каждый отдельно…
– Сложно.
– Да, пожалуй, – Нкрума повернул руку. – Их выращивают, а после программируют. Форму можно задать любую, но, как правило, делают специальную одежду.
– Выглядит жутковато.
Она сползла с подоконника, который был для нее несколько высоковат, и приблизилась. От женщины пахло детским мылом и еще – самую каплю – анемонами.
– Тебе не больно?
– Нет. Колония поглощает отмершие чешуйки кожи, пот или любые иные выделения, которые и перерабатывает. Опять же, они способны к фото- и хемосинтезу, что дает немалое преимущество. В такой одежде не жарко и не холодно, она изменяется вместе с телом, а это в некоторых ситуациях… полезно.
Нкрума вовремя остановился.
Не хватало испугать ее еще больше. Впрочем, женщина не выглядела напуганной.
– Ты ведь сбежать собираешься, – сказала она, потрогав черную пленку, которая медленно меняла цвет, мимикрируя под кожу.
– Я? – Изображать эмоции у него всегда получалось дерьмово.
– Собираешься… Я слышала, что они говорят. Меня пока не замечают…
– До представления и не будут.
Разгрузочный пояс нашелся в шкафу. Странно, что матушка его не реквизировала. Нкрума пробежался по ячейкам.
Стандартизированный паек.
Запасы воды.
Аптечка.
Маячок и система связи. Маячок стоит отключить.
Парализатор. Солнечные заряды. И даже палатка-паутинка. Отлично. Хватит, чтобы продержаться пару ночей.
– Я с тобой, – сказала невеста.
Нет, мысль была воистину безумной, и об этом мне без всяких слов сказало выражение морды разлюбезного жениха, но…
Я не могла остаться в доме.
Я не хотела оставаться в нем!
Да, черт меня побери, мне стоило представить, как я вхожу в зал, полный разлюбезных кошечек, и у меня ноги подкашивались.
– Боюсь, это невозможно.
Он пригладил встопорщенную гриву и отвел взгляд.
– Почему?
А темная пленка, облепившая торс, медленно меняла цвет. На плечах и предплечьях появились бледные полосы и неровные пятна, сам же фон стал темно-песочным.
– Потому что ты там не выживешь.
– А ты выживешь?
Он присел, и наши взгляды встретились. Да, кошек я люблю, но не таких же огромных!
– Я здесь вырос. Я сбегал в пустыню с тех пор, как мне исполнилось десять, но и то могу сказать, что мне везло… Она приняла меня и позволила вернуться.
Теплый.
И больше не похож на нефтяное пятно. А шерсть колется.
– Наш мир жесток к чужакам, поэтому сюда не приходят туристы. Они хотели бы, но мы не примем, потому что нам не хочется отвечать за чужую смерть. Ты видела сороконожку…
Еще бы, я ее теперь часто вижу, она, кажется, неплохо обжила банку, и мясные шарики, которые я ей кидала, пришлись твари вполне по нраву.
– Ее укус будет для тебя смертелен, а она не самая страшная из того, что там водится.
Разумом я понимала, что идея, пусть и оригинальная, здравомыслием не отличается. Однако врожденное упорство, которое покойная моя бабуля именовала шлеей под хвост, не позволяло отступить. Кроме того, где-то в глубине души вспыхнула иррациональная надежда: если я умру здесь, то очнусь там.
В кино ведь так бывает?
Нет, в целом мой настрой был весьма далек от суицидального, но…
– Я с тобой, – повторила я упрямо.
И кулачки сжала.
Пригрозить бы ему, но чем?
– Если не возьмешь, я закричу, – предупредила я. – Громко…
Нареченный лишь вздохнул.
Нкрума всегда знал, что спорить с женщинами – занятие пустое и неблагодарное, они в любом случае окажутся правы, а если и нет, то все равно останешься виноват в их неправоте. И, взглянув на невесту, вынужден был признать: не отступится.
И что делать?
Не то чтобы он крика испугался, благо звукоизоляция в доме пока работала, но вдруг да станется с нее следом пойти? Дальше охранного периметра она вряд ли уйдет, хотя женские пути неисповедимы. Да и в пределах периметра достаточно опасных созданий.
– Я буду хорошо себя вести, – пообещала она.
Нкрума не поверил.
Но кивнул.
Пять минут… или десять… полчаса – самое большее, и она сама запросится домой, а Нкрума с преогромной радостью просьбу исполнит. Свяжется с братцем, раз уж по его вине обрел это недоразумение, на котором все же придется жениться, и пусть тот заберет невесту.
Надо к змеям ее сводить.
Женщины, как подсказывал опыт, змей воспринимали не слишком благосклонно – то ли сходство характеров сказывалось, то ли инстинктивное отвращение… В любом случае даже матушка, несмотря на свое хладнокровие, змей предпочитала исключительно в виде сумок.
Или туфель.
А если песчаные гадюки не образумят, всегда остается паучье логово. Там как раз сезон брачных игр.
Определенно, полчаса ей хватит.
– Хорошо, – сказал Нкрума, стараясь не улыбаться. Нет, он не отличался злорадством и вообще характер имел на редкость уравновешенный, если верить личному делу. Однако предстоящая вылазка наполнила душу странным предвкушением.
И чувство это, весьма далекое от светлого, Нкруме нравилось.
– Но ты должна будешь слушаться меня…
Старый ящик хранил множество самых разных вещей. От молочных клыков, которые Нкрума старательно собирал, надеясь однажды сделать ожерелье, до детского комбинезона. Эта колония давно впала в спячку, следовательно, код успел обнулиться.
– И что мне с этим делать? – Женщина поморщилась, но приняла запечатанную колонию.
Глава 15
…На сливу похожа.
Такую черную, с седоватым налетом сливу, довольно плотную на вид.
– Сожми в кулаке, – сказал жених.
И посмотрел так, с насмешечкой. Думает, отступлюсь? Нет, в черной жиже мало приятного, но отступать я не привыкла. А потому закрыла глаза и изо всех сил стиснула подарочек.
