Она заснула тихо и незаметно. И Нкрума смотрел на нее, спящую, думая о том, как виноват перед этой женщиной.
Она лишилась дома.
Попала в чуждый для себя мир. А теперь и вовсе оказалась в пустыне.
Она спала крепко и не слышала, как буря улеглась. Снаружи царила ночь, лучшего времени для вылазки и не придумаешь.
Разбудить?
Предупредить?
Испугается. Здесь все слишком чуждо для нее.
Он принюхался. Сон был крепким. И если повезет, то он успеет обернуться. В конце концов, ему надо просто убедиться, что выход на поверхность не засыпало.
Нкрума выбрался из лежбища, и листья поспешно сомкнулись, не желая терять и крох тепла. Камни почти остыли. А снаружи палатку покрыл седой налет.
Холодно.
Настолько холодно, что холод этот ощущается сквозь костюм. Он проникает в кровь с воздухом, и в горле тотчас начинает першить. Нкрума сделал несколько медленных глубоких вдохов. И сердца застучали, разгоняясь.
Заработали надпочечники, подстегивая метаболизм ударной дозой гормонов.
И тело заныло, предчувствуя превращение. Обойтись бы без него, но… так быстрее. Он упал на четыре лапы и потянулся.
Холод не исчез. Просто стал менее заметен?
Пожалуй.
Серое на сером. Серые извивы стен. Серые тени скорпионов, впавших в спячку. И серая же сеть паука, которая стала настолько хрупкой, что разлетится на осколки от одного прикосновения.
Дышать.
Периферические сплетения сосудов раскрываются, принимая горячую кровь, и на мгновение становится жарко, но затем кровь откатывается, сосуды смыкаются, и Нкрума вздрагивает от холода.
Двигаться.
И надеяться, что за последние полгода он нагулял достаточно толстый слой жира, чтобы выдержать эту прогулку.
Коридор, как и ожидалось, был засыпан.
Второй, впрочем, тоже.
За третьим ворочалось что-то крупное, явно голодное и прислушивающееся к теплу. С этим связываться не стоило. А вот четвертая развилка неожиданно вывела на поверхность. Путь был простым, разве что в одном месте завал сузил коридор настолько, что пришлось продираться, лежа на животе.
Ничего, шкура крепкая.
А костюм зарастет.
Висела луна. Отражалась в зеркалах песков, как и темное глубокое небо. В такие ночи Круон терял покров из облаков, и становился особенно беззащитен. Где-то далеко и обреченно скрипел полуночный харраг, призывая на свидание самку.
Та не отвечала.
Нкрума принюхался.
И бодро затрусил по направлению к поместью. Было бы преступлением упустить столь удобный случай. Система охраны, перегруженная бурей, еще восстанавливается.
А он говорил, что давно пора проложить новые нервные цепочки, да и в целом следовало бы настроить управляющий модуль.
Ничего.
Сейчас это даже на руку.
Купол исчез.
Правильно, буря не любит чужой силы. Нкрума надеялся, что запасных генераторов нет, а если и есть, то синхронизатор и управляющие модули слишком чувствительны, чтобы не пострадать от бури.
Внешняя граница его пропустила.
Еще один отличный признак. Следовательно, искусственный интеллект продолжал работать в штатном режиме.
Или повезло.
Он ступал по промерзшей земле, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться к происходящему вокруг.
Слабое потрескивание – лед раскалывал каменную породу.
Шорох.
Старая гадюка покинула гнездо. Она была матерой и толстой, и слой бурого жира позволял ей скользить по песку.
Хруст.
Ветка под ногой?
Нкрума застыл. Он видел чужака близко, и тепло, исходившее от него, будоражило сонную еще пустыню. Вот замерла гадюка, втиснувшись в расщелину между камнями. И лишь уродливая ромбовидная голова ее, покрытая мелкими наростами, осталась снаружи. Мелькал раздвоенный язык. И змея боролась между желанием подобраться поближе к существу, слишком теплому, чтобы оставить его без внимания, и слишком крупному, чтобы быть хорошей добычей.
Молодая уползла бы, но эта, нарастившая не только жир, но и мозг, знала, что на свежую мертвечину отыщутся желающие.
Будет драка.
И суета.
И в суете этой она спокойно отыщет кого-то себе по силам.
Нкрума позволил ей проползти. Гадюка двигалась медленно и беззвучно, оставляя на песке полустертые следы.
– Первый, все чисто…
От этого отчетливо пахло дымом. И пара молодых скорпионов затаилась под крышей. Самка обвила хвостом кладку яиц, выставив тонкие клешни, а самец стрекотал, предупреждая: не нарушай границу.
Пришелец не слышал.
Он слушал музыку, ее эхо доносилось сквозь стены.
– Пятый на позиции… Чисто… Надолго? Да какого… чтоб линялому рапану этому…
Он говорил, не прекращая жевать, и интенсивно размахивал конечностями, а потому не сразу и почувствовал укус.
Скорпионы не агрессивны. Но заботятся о немногочисленном потомстве.
– Погоди… какая-то хрень ползет… – Гость остановился и попытался стряхнуть скорпиона. Но конечности того, снабженные сотней крохотных игл, крепко цеплялись за поверхность брони. Хвост взметнулся еще раз, чтобы распрямиться. Он нашел уязвимое место, где смыкались две тевларовые пластины, и с легкостью пробил связующую ткань. – Да что…
Яд вошел в гемолимфу чужака, но подействовал не сразу.
Тому удалось скинуть скорпиона. И наступить. Хрустнул панцирь под подошвой, и громко застрекотала обиженная невеста…
Кладку она сожрет. А уже на закате нового дня исполнит брачный танец с другим, более везучим охотником. Впрочем, вряд ли это знание как-либо помогло бы чужаку. Его рука дернулась.
И нога.
Из горла донесся протяжный хрип. Некоторое время он стоял, поддерживаемый мышцами экзоброни, но в конце концов рухнул, забился в конвульсиях.
Нкрума отступил.
Хорошо, что скорпиона удалось раздавить. Вряд ли пираты станут искать иную причину смерти. Жаль только, их слишком много, чтобы выдать каждому по твари.
Но уходить следовало.
Нкрума задержался на внешней границе, подложив под сторожевые столбы пару маячков-замедлителей. Пригодятся.
Еще он надеялся, что камеры молчали.
А женщина спала.
Меня разбудило то нехорошее чувство переполненности, которое весьма часто обрывает крепкий еще сон. Я поерзала, пытаясь выбрать позу поудобней, но…
