– Не понимаю.
Я все же погладила змею. Она была сухой, теплой и довольно-таки приятной на ощупь.
– Эти животные опасны…
Зверь за спиной испустил тонкий звук, в котором мне послышалась обида. Как же, он шкурой своей рисковал, вел нас самым дальним ходом, который был безопасен для существ столь хрупких, а тут такая нечеловеческая неблагодарность.
– Извини его. – Я бы дотянулась до зверя, если бы могла. – Он не понимает, что говорит. Он привык вас бояться…
И нельзя сказать, чтобы привычка была неразумной.
– Они не тронут нас.
– Откуда ты…
– Знаю, – я пожала плечами и поскребла змею под горлом. – Просто знаю, и все. Их бояться не нужно, они даже помогут, правда?
И змея тихонько зашипела. Кажется, в полутьме глаза ее блеснули желтым золотом.
В доме время текло медленно.
Ночь, проведенная не в самых удобных условиях, и бессонница отзывались ломотой в костях и острым желанием оторвать кому-то голову. Арагами-тари даже знала, кто это будет, но пока благоразумно желание сдерживала. Время от времени она поглядывала в окно, очень надеясь уловить знакомую тень, но ожидание давалось тяжело.
К тому же пить хотелось.
И есть.
А пираты пили и ели, причем демонстративно, а значит, дело было отнюдь не в забывчивости. Голод и жажда усмиряют, деморализуют и лишают сил.
Не в этом случае.
Глаза песчаницы неотрывно следили за жукообразным куршем, устроившимся на столике. Тяжелое брюшко его провисало в сетке тонких ног. Головогрудь, расписанная желтыми узорами, гляделась хрупкой, как древняя ваза.
Одного удара лапы хватит…
– Тише, девочки. – Арагами-тари поцокала языком, призывая к порядку.
На охоте главное – терпение.
Курш то и дело доставал плохонький визор, активировал его, и тонкие усики покачивались. Тревожится? Это правильно. Пусть тревожится, глядишь, и поумнеет заодно. Впрочем, на это Арагами-тари не особо рассчитывала.
– Рано. – Песчаница шевелила губами, но этого хватило, чтобы усы-метелки задрожали, а в сторону женщин развернулось дуло плазмомета.
Какая грубость.
– Нам в туалет нужно, – сказала Арагами-тари, сжимая руку невестки. – Физиология, как понимаете.
Курш вновь достал визор.
И коснулся махонькой черной кляксы на хитине. А вот это определенно из нового, как и тонкая паутинка, оплетавшая хрупкие ноги существа.
Надо будет предупредить, чтобы тела сохранили. Мало ли сколько полезного внутри сокрыто. И патенты, безусловно, пусть и планетарного масштаба: Арагами-тари была не настолько глупа, чтобы позволить жадности ослепить себя.
Нет, забрать все дому, как бы ни хотелось, не позволят. Но вот пакет акций… посредничество… Определенно, здесь будет с чем работать.
Как бы ни был насыщен рынок технологий, в нем всегда найдется место для толковой новинки.
Дверь беззвучно распахнулась, впуская айварха. Тот выглядел весьма бодрым и весьма собой довольным, что не могло нравиться.
– Буяните? – осведомился он.
– Как можно? – Арагами-тари потупилась, изображая кротость. – Но физиология… Вы же не хотите, чтобы мы устроили туалет здесь.
Кажется, ему глубоко плевать. Похоже, он в принципе записал ее и девочек в потенциальные потери.
Плохо.
И все же надо ждать.
– На запах слетятся насекомые. – Арагами-тари позволила себе подняться. – А здесь мало тех, кто даже относительно безвреден.
Вряд ли этот аргумент возымел действие, скорее уж у подонка имелись собственные резоны, если он удостоил Арагами кивка и велел:
– Отведи их. И пусть собираются… Пора прогуляться.
Чуждая техника. Уродливая и в то же время прекрасная.
Арагами-тари умела ценить разную красоту.
Изломанный полигональный корпус. Черный цвет делает его обманчиво простым, он скрывает тонкую чешую защитной пленки.
Восьмигранники якорей.
Дюзы маневренных двигателей. И массивный горб – основной реактор.
Высокие борта, над которыми моментально поднимается тончайшая пленка силового купола. Ни гудения, ни рокота.
И управление явно не сенсорное.
Айварх устроился на мосту. Он надул горловой мешок, явно красуясь перед заложниками.
Восемь.
Остальные в доме? Арагами-тари очень на это надеялась.
Девочек посадил справа. Еще четверых – слева. И хорошо так посадил, высоко, явно прикрываясь от атаки извне. Или, с учетом плотности поля, скорее демонстрируя, что готов к атаке, а пробой сметет всех восьмерых.
– У вас здесь мило, – он удостоил Арагами-тари взглядом. – Хотя, признаться, не люблю пустыню. Ничего, мы здесь надолго не задержимся. Это ведь не первый город, который я вскрываю.
И грудь выпятил.
А мешок мелко, часто завибрировал. Боковые клапаны его приоткрылись, и тишину нарушил пронзительный неприятный звук. Хотя, будь Арагами-тари самкой-айвархой, она бы песню оценила, как и стать самца. За что все-таки его изгнали?
Ну, помимо отсутствия мозгов. Впрочем, это общая беда многих мужчин.
Агрессивность?
Или непомерные амбиции?
Или дефект мешка?
К сожалению, Арагами-тари плохо представляла, в какой тональности должна звучать брачная песнь. Нынешнее исполнение явно оставляло желать лучшего.
– Не сомневаюсь, у вас большой опыт. – Она осторожно коснулась металла. Со стороны жест этот выглядел этаким поиском опоры, подчеркивая беззащитность Арагами, но это со стороны.
Металл теплый.
Неоднородный. Чешуйки плотно прилегают друг к другу, создавая визуально единый покров, но на самом деле такое покрытие дает гибкость и ощущение, что металл на самом деле не металл вовсе. Похоже на шкуру огромного зверя, правда, преобразованного.
– Само собой. Мы долго не задержимся.
Платформа качнулась влево, едва не налетев на старого червя, которому именно сейчас вздумалось подняться на поверхность. Он заурчал и, вытащив на треть кольцеобразное тело свое, плюнул в платформу недопереваренной комковатой массой. Слипшиеся песчинки и мелкие камни ударили в силовое поле, еще больше увеличивая крен, но платформа выровнялась.
– Что это за… – айварх вцепился в оружие.
– Червь. Песчаный. На самом деле они не так часто поднимаются к поверхности, но буря перемешала слои. Похоже, верхний насыщен крилем. Видите, какой темный оттенок? В пурпур. В панцирях песчаных рачков содержится большое количество вихридия. Его соединения довольно токсичны, но железы червя выделяют специальный секрет, благодаря которому в преддверии желудка панцири очищаются от вихридия и некоторых других металлов. Они же концентрируются в зобе, а во время линьки червь просто-напросто срыгивает.
