Существовала.
Там и здесь.
Я должна была идти.
И я знала куда. Я вытянула руки, прижимая их к стене, и острые камни разодрали ладони. Вид крови не вызвал ни испуга, ни отвращения. Она была тоже водой.
Только красной.
Встревоженно заворчал рапан, и скорпионье семейство стекло на камни.
– Идите, – велела я, не открывая глаз, боясь потерять связь с нитью, что протянулось между мной и тем океаном, который скрывался в камне. – Идите, чужакам не место здесь.
Я ощущала боль Древнего города.
И его обиду.
И желание избавиться от назойливого внимания тех, кто не был связан с местом узами крови. Нельзя. Нельзя и снова нельзя.
Табу!
Оно тоже прописано в памяти моего тела. Или уже не совсем моего. Кровь наполняла камни, а я ждала, зная, что сейчас произойдет.
Не было ни треска, ни землетрясения, просто стена вдруг исчезла. А нить завибрировала, требуя, чтобы я прошла дальше.
Шаг.
И еще шаг.
Тьма дышала влагой, а звук падающих капель становился ближе и ближе.
Ниже и ниже.
Рапан двинулся было за мной, но оказался слишком велик, чтобы протиснуться в узкую нору. Он закричал, заставив меня обернуться.
– Все будет хорошо, – шум воды гудел в ушах. – Все будет хорошо. Иди.
Я не хочу, чтобы кто-то умирал, но…
Вода пела, что нет смерти, что есть колесо жизни. И тот, кто сегодня дышал, завтра станет пищей для рождающих воздух. Все было странным. Я понимала ненормальность происходящего и в то же время оставалась на удивление спокойна.
– Позаботься о нем.
И рапан понял.
Он говорил со мной на языке воды, и песка, и крови.
Мира.
Он отступил, а я…
Меня ждала тьма.
И лестница.
Обыкновенная такая лестница с грубыми ступеньками, которые уходили куда-то вниз. Куда именно – разглядеть не получалось, ибо темно и вообще… надеюсь только, что ведет она не к центру мира, ибо не дойду, исключительно физически.
Шаг за шагом.
Сырой воздух, который я готова была пить и пила, изнемогая от жажды. Тело мое желало бежать, перепрыгивая через ступеньку, но остатки разума требовали проявить осмотрительность. Все-таки лучше спускаться медленно и спуститься, а не полететь кувырком по ступенькам. Кувырком, может, оно и быстрее, но вряд ли целее. А моя миссия, в чем бы она ни заключалась – но должна же быть! – все же требовала некоторого здоровья.
Ниже.
Ближе.
И шепот воды уже заглушал все прочие звуки.
Надеюсь, Нкрума будет еще некоторое время занят, а то нехорошо заставлять бедолагу волноваться. Он ведь следом сунется, а к нему место может быть не слишком дружелюбно.
Еще ниже.
И уже близко.
Вода поднялась, она касается моих ног. Ласкает. Целует. И голос ее слышен яснее, чем когда бы то ни было. И не только голос. Она принимает мою кровь даром, а в ответ дает успокоение.
Все будет хорошо.
Все…
Вода поднялась до колен.
До бедер.
И надо бы испугаться, но…
Я оказалась в очередной пещере. Перевернутая чаша с белыми стенами, на которых прорастает бледно-голубой узор. Стены светятся, как и узор. И свет этот отражается водой.
Ниже.
Глубже.
И не стоит медлить. Меня здесь ждали, и ждали давно…
Первым споткнулся правый ксирос.
На ровном месте.
Покачнулся.
Задел локтем стену. Нервно дернул конечностью, будто пытался что-то смахнуть с шеи. И завалился на бок.
Арагами-тари отступила и остановилась, наблюдая агонию. Лимфа ксиросов, конечно, была медленней крови, но все же, все же… Яд пустынного скорпиона оказался весьма действенен.
– Осторожней, – сказала она, когда вторая особь направила дуло плазмомета. – Вы ведь не хотите покончить жизнь самоубийством?
Он был уже мертв, пусть стоял, дышал и думал, но это временно.
Бледный скорпион выбрался из складок костюма и, вскарабкавшись на грудь пирата, издал едва слышный треск, на который из трещины выползло еще с пяток. Они растеклись по стене, и панцири потемнели, сливаясь с камнем.
Любопытный эффект. И похоже, свойствен лишь местной популяции. Отловить бы парочку для лаборатории…
Впрочем, от этой мысли Арагами-тари отказалась.
Песчаница же погрозила скорпионам пальцем.
– Иди, – просипел ксирос, отступая. Впрочем, приближаться вплотную к стене он не стал, лишь качнул дулом, поторапливая.
Что ж…
Страха не было.
В тот день, когда ей исполнилось пятнадцать, благословенная Амишари, хранительница рода, сама затянула шелковый шнурок на запястьях. И высадила Арагами, еще не тари, но ту, кто лишь собирался переступить порог, став взрослее, на каменном пятачке близ пустыни.
– Слушай, – сказала она, поставив у ног калебас с водой. – Думай.
Пой.
И пески отзовутся, если есть в тебе их кровь.
Тот день, казалось, стерся из памяти, о чем Арагами-тари не жалела. Но нет, она вдруг вдохнула сыроватый воздух, ощутила на губах вкус воды, приправленной легкой горечью листьев таки.
Тень гравилета в стремительно светлеющем небе.
Огненный шар, который выкатился, казалось, прямо под ноги. Тонкая корка льда, которую Арагами успела подхватить пальцами. И слизала первую каплю, сказав:
– Я пришла.
А пески ответили протяжным вздохом.
Здесь не было песка, разве что под ногами, но он, безопасный, ласковый, ничуть не напоминал то красно-желтое море, ленивое, любопытное, способное стереть ее взмахом песчаного крыла.
Но ощущение сходства.
Музыка.
Скрип камней.
И шелест песчаного червя, который кружил где-то рядом. И сердце, что застучало, пробуждая к жизни запасные… Пот на щеках. Боль в спине. Камень слишком мал, чтобы сесть удобно, а сдвинуться она опасалась. Пустыня коварна, и, может статься, прямо за спиной тебя ждет песчаная яма.
Ждет с нетерпением.
Шелест над головой заставил очнуться. Так и есть, разноцветная, нарядная сколопендра ползла, не пытаясь даже скрываться. Она зависла на мгновенье, отделив переднюю часть тела. Шустро шевелились тонюсенькие оранжевые ноги, будто в поисках опоры. Щелкали жвалы.
