Все говорило о том, что кайзер, подталкиваемый Бисмарком, готовился передать молодому Вильгельму полномочия официально представлять рейх. Когда претендент сообщил об этом отцу, тот расплакался и собрался ехать в Берлин, чтобы расстроить предприятие. Официальное послание Бисмарка кронпринцу перехватила Викки. Успокоить Фрица попытался Роггенбах — возможно, «его апелляция к здравому смыслу и великодушию кронпринца имела бы успех, если бы не кронпринцесса: она была не той женщиной, которая могла бы добровольно расстаться с атрибутами власти», — отмечал в своем дневнике Вальдерзее. Фриц так и не дал своего согласия на расширение полномочий сына. Казалось, предстоит жесткая борьба за власть. Отношения обитателей виллы «Зирио» к нашему герою вся эта история, естественно, не улучшила.
18 ноября назначение Вильгельма было оформлено официальным государственным актом. В тот же день, уже в новом качестве, принц принял прибывшего в Германию с визитом российского императора. Русско-германские отношения были тогда крайне напряженны. По совету Бисмарка Вильгельм отправился встречать утренний поезд на станцию Виттенберге. Результаты визита нельзя было назвать успешными, несмотря на примирительные жесты с немецкой стороны. Царь проигнорировал приглашение Вильгельма остановиться в Берлинском замке и предпочел устроить свою резиденцию в здании российского посольства на Унтер-ден-Линден. С обеих сторон в то время предпринимались недружественные акции: русские прекратили продажу недвижимости немецким подданным, немцы перестали принимать российские векселя: «…из опасения, что с нами будут воевать на наши же деньги». Бисмарк, однако, не пошел на поводу у тех, кто желал (Вальдерзее, в частности) начать превентивную войну. В конечном счете русские смягчились, царь поставил свою подпись под «договором перестраховки», а Вильгельм удостоился похвалы кайзера за проявленное дипломатическое искусство.
Престарелый кайзер запросил мнение Мольтке о шансах Германии в случае начала войны. Тот предупредил его, что война будет идти на два фронта, и отметил угрозу от антигерманской агитации панславистов. Кайзер распорядился увеличить сеть железных дорог на востоке, чтобы облегчить переброску войск. 3 февраля 1888 года он санкционировал публикацию текста германо-австрийского договора. Заключительным аккордом военной тревоги 1888 года стала речь канцлера Бисмарка в рейхстаге 6 февраля, в которой он, в частности, заявил: «Мы хотим мира, но мы ни на минуту не поколеблемся взять в руки оружие, если нас к этому вынудят. Мы, немцы, богобоязненный народ, но, кроме Бога, не боимся никого и ничего». Вильгельм и Дона слушали речь в зале.
Государственные дела и заботы не занимали принца круглосуточно, у него было время для развлечений. 27 ноября 1887 года Хелиус исполнил для принца «Марш смерти» из «Сумерков богов» Вагнера. Этот концерт так подействовал на принца или что-то другое, но на следующий день он представил Бисмарку сочиненный им проект прокламации германским монархам — Вильгельм предлагал рассматривать их не вассалами (мнение, которого придерживался его отец), а коллегами, с которыми кайзер будет консультироваться как с равными. Проект шесть недель пролежал в столе у канцлера. Эйленбург нашел его «ясным, простым и отличным по содержанию», принц, по его словам, «с нетерпением ждал похвалы», но у канцлера было, судя по всему, иное мнение. Вильгельм поторопил Бисмарка с ответом — тот посоветовал принцу сжечь написанное.
VI
15 ноября в официальном «Имперском вестнике» появилось сообщение о серьезной болезни кронпринца и его решении не подвергаться ларинготомии. Для сведущих это означало: наследник престола обречен, жить ему осталось недолго. Маккензи все еще суетился — 15 декабря он вновь был у постели больного. В январе 1888 года у Фрица поднялась температура, началось нагноение, дыхание стало зловонным. Образец отхарканной ткани был послан Вирхову, тот вновь не обнаружил в нем раковых клеток. Больной по-прежнему не соглашался на радикальную операцию, но готов был пойти на удаление голосовых связок.
Его старший сын в это время оказался в центре нового скандала, результатом которого стало резкое ухудшение его отношений с Бисмарком. 28 ноября 1887 года Вильгельм присутствовал в качестве председателя на состоявшемся в доме Вальдерзее сборище сторонников Адольфа Штеккера. Об этом проповеднике идей христианской любви как альтернативы социализму уже говорилось выше. К описываемому времени его активность усилилась. Штеккер посещал дома бедняков, тюрьмы, ночлежки, призывал их обитателей вернуться к Богу и подкреплял свои проповеди раздачей бесплатных лепешек. Воззвания его отличались высоким пафосом: «Нищета берлинских трущоб вопиет к милости Господней! Я призываю каждого христианина — к борьбе! Помогите мне! Я не могу сделать это один!» Казалось бы, ничего особенного — если бы не его отношение к евреям. В 1879 году он сформулировал «Наши требования к современному еврейству», которые сводились к лозунгу: «Побольше скромности, побольше терпимости, побольше равенства». Внимание общественности привлекли его выступления в прессе — нападки на «еврейское засилье» и на «бесчувственный капитализм», который, как он считал, являлся отличительным признаком «еврейской расы». Некоторые комментаторы отмечали, что антисемитизм Штеккера носил политический, а не расовый характер. Теолог-евангелист Фридрих фон Бодельшвинг утверждал, например, что «Штеккер никогда не нападал на еврейскую религию, напротив, врагами для него были евреи-безбожники, отринувшие веру своих предков и объединившиеся с христианами-отступниками в общей ненависти к кресту, трону и алтарю». Как бы то ни было, движение Штеккера стало центром притяжения радикально настроенных антисемитов.
Вильгельм поддерживал движение, вероятно, под влиянием своей супруги Доны, которую вовлекла в него жена Вальдерзее, воспитанница американской секты возрожденцев. Дона примкнула к движению Штеккера еще в 1882 году. Вильгельм вспоминал «ужаснувшие меня описания нищеты берлинских трущоб», которые он, по-видимому, слышал от жены.
В отличие от Бисмарка, который называл Штеккера лицемером в собачьем ошейнике (намек на его пасторский воротничок), Вильгельм был очарован пастором, даже сравнивал его с Лютером. Участие принца в мероприятии «Городской миссии» Штеккера в момент, когда против того было возбуждено несколько исков за оскорбления по адресу журналистов, вызвало громкий протест общественности. Вальдерзее утешил Вильгельма: не стоит обращать внимания, вся пресса — в руках евреев. Эйленбург тоже поддержал антисемитский настрой своего августейшего приятеля. Под их влиянием принц начал просто «терять голову». 8 декабря во время очередной охоты он заявил министру Путткамеру о необходимости «заткнуть глотку» еврейской прессе. Тот, как и следовало ожидать, ответил, что при существующем правопорядке это невозможно. Реплика Вильгельма: тогда к черту такой правопорядок!
Пресса продолжала неистовствовать. Через неделю, на охоте, Герберт Бисмарк прямо посоветовал принцу прекратить поддержку Штеккера, то же сказал и Либенау. Наблюдавший эту сцену Вальдерзее философски отметил в своем дневнике: «Ничего не поделаешь, евреи всех опутали». Вскоре рептильная пресса Бисмарка, в частности «Норддейче альгемейне цейтунг», открыла кампанию против Штеккера. Под ударом оказался и сам Вильгельм. Дело выглядело так, что канцлер замышляет новый «культуркампф», на этот раз против лютеран. Передавали приписываемые ему высказывания: «Теперь главная опасность — это протестантские попы», «Мы не хотим, чтобы нами правили бабы и попы».
