Таким образом, его жизнь распадалась на уединенное существование, полное мистического погружения в мысли о Божестве, и общественное служение, которое постоянно побуждало его возвращаться в мир, бороться в нем, погружаться в его дрязги и страсти. Этот переход давался тем мучительнее, что этот наставник королей и прелатов был необыкновенно застенчив, и, по его собственному выражению, всегда предпочитал молчать, если только голос совести не принуждал его высказаться. Надо сказать, этому голосу он подчинялся весьма часто и охотно.
Бернар Клервоский печально прославился гонениями на Пьера Абеляра, французского богослова, философа и поэта. Упорные и безжалостные обвинения святого Бернара в адрес Абеляра не прекращались даже после того, как аббат монастыря Клюни Петр Достопочтенный попытался примирить этих двух незаурядных людей. В конечном итоге обвинения будущего святого духовно сломили Абеляра.
Несмотря на слабое здоровье, Бернар разъезжал по всей Европе и, по словам историка, «олицетворял для современников взыскательную совесть христианства». Если не мог присутствовать — писал письма. Его переписка содержит 495 писем, из которых только 37 обращены к нему. Он стал самым влиятельным и деятельным проповедником своего времени, но вместе с тем и церковным политиком, желающим исправить недостатки Церкви. В его образе присутствовало нечто противоречивое: он сам себя называл «Химерой века». Свойственное ему властолюбие сделало его на протяжении почти целого поколения некоронованным королем Запада, без чьего ведома не происходило ни одно важное событие. Именно поэтому о второй четверти XII века говорили как об эпохе Бернара Клервоского.
Постоянное напряжение, слабое здоровье и истерический аскетизм превратили Бернара к пятидесяти годам в дряхлого старика. Он умер 20 августа 1153 г., а в 1174 г. был причислен папой Александром III к лику святых. В истории Западной церкви Бернар Клервоский считается последним из ее Отцов и занимает место наряду со св. Августином и Григорием Великим.
Аргументы Бернара не всегда были безупречны — он ставил в вину Анаклету аморальное поведение, ограбление римских церквей, симонию, еврейское происхождение, подкуп кардиналов и римской знати, — но весьма эмоциональны. Представляя Анаклета «львом рыкающим» (намек на фамилию Пьерлеони), он противопоставлял ему «невинного» (в переводе с латинского «Иннокентий» означает «невинный»). Под влиянием его проповедей и посланий Иннокентия II поддержали крупнейшие монастыри Европы — Клюни, Сито, Премонтре и даже орден премонстрантов из далекого Магдебурга. Его основатель архиепископ Норберт получил от папы буллу, подтверждавшую верховенство Магдебурга над Польской церковью. Польша тут же поддержала Анаклета, но ее голос доносился слишком издалека и потому был почти не слышен.
Иннокентия восторженно встречали в Пизе и Генуе; затем его приветствовала депутация французских монастырей в Сен-Жилле. После этого он триумфально передвигался по Франции и Германии, являя духовенству и мирянам образ истинного и гонимого пастыря.
Посетив в 1130 г. Париж, Иннокентий подарил горожанам новый праздник. Он постановил отмечать каждый год 26 ноября чудо прекращения страшной болезни, ибо именно в этот день св. Женевьева совершила свое главное волшебство — ее святые мощи, пронесенные по улицам, остановили в уже потерявшем надежду Париже эпидемию хорошо известной французам «огненной болезни», эрготизма
[51].
Анаклет II, находящийся в Риме, не приобрел такой всеевропейской популярности. Он был вынужден воздействовать на европейских монархов и духовенство только письмами и не имел возможности лично опровергнуть обвинения своих противников.
Оппозиция против Анаклета выразилась в том, что вокруг его имени стали распространяться позорные слухи и клеветы. Помимо клички «жидовский папа», которою, вероятно, думали дискредитировать его в глазах масс, говорили, что он рожден от кровосмесительного брака, что он «не только дурной еврей, но и хуже всякого еврея». Наконец, его открыто обвиняли в систематическом обкрадывании церквей и часовен.
В сентябре 1130 г. собор французских епископов под влиянием Бернара Клервоского признал Иннокентия II законным папой. Бернар убеждал епископов такими доводами: «Иннокентий бежал перед ним (Пьерлеони), ибо, когда лев рычит, кто не испугается? Он исполнил повеление Господа: “когда вас преследуют в одном городе, бегите в другой“. Он бежал и своим побегом по примеру апостола доказал, что он сам апостол».
Король Людовик VI признал Иннокентия вслед за своими прелатами. В январе следующего года клятву верности Иннокентию II принёс английский король Генрих I, бывший до этого другом Пьетро Пьерлеони. Кастилия и Арагон в свою очередь склонились перед духовным авторитетом Иннокентия.
Самыми долгими были колебания германского короля III. Он ещё не был коронован в Риме и поэтому нуждался в Анаклете II как в папе, реально контролирующем Рим. Иннокентий II с многочисленной свитой, в которой находился Бернар Клервоский, отправился в Люттих на свидание с королем. Он рассчитывал склонить нерешительного Лотаря на свою сторону. Но на престоле Лотарь почувствовал себя повелителем. Король не желал упустить удобного случая заставить папу, нуждавшегося в помощи Германии, вернуть право утверждения епископов с вручением им кольца и посоха, утраченное империей девятью годами ранее. Кроме того, Анаклет II снова отлучил от Церкви противника Лотаря, Конрада Гогенштауфена, — поступок, высоко оцененный германским королем.
В Люттихе в лице Иннокентия и Лотаря столкнулись противоположные полюсы средневековой жизни. Разговор шел на повышенных тонах. Бернар упоминал даже «о занесенном на папу кинжале разгневанного короля». Здесь Бернар привел убийственный довод: «Если отпрыск еврея захватит престол святого Петра, это явится оскорблением Христа». При этом никто не задумался о национальности самого апостола.
Бернар оказался тем щитом, от которого бессильно отпрянуло оружие светского правителя. Он набросился на Лотаря с поношениями, призывая немедленно отказаться от своих претензий и принести клятву верности настоящему папе.
Частью клятвы стало обещание Лотаря III ввести Иннокентия во главе императорской армии в Рим: тот твердо решил получить признание и римскую кафедру, но ему было уже около семидесяти, и времени оставалось все меньше.
Как и другие отчаявшиеся папы, Анаклет II обратился за помощью к нормандцам. Рожер II, граф Сицилии, а с 1127 г. ещё и герцог Апулии и Калабрии, номинально являлся вассалом папского престола. Стороны быстро пришли к соглашению
[52]. Рожер II признал Анаклета II папой, обязался выплачивать ему дань и оказывать военную помощь. В обмен на это Анаклет II своей буллой от 27 сентября 1130 г. создал из Апулии, Калабрии и Сицилии наследственное Сицилийское королевство под протекторатом папского престола и передал корону нового государства Рожеру II. Он гарантировал ему сюзеренитет над княжеством Капуя, «почтение» герцогства Неаполь (на которое претендовала Византия) и поддержку папского города Беневенто в случае войны.
