Происхождение этой женщины темно и неясно. Самая распространенная версия — она дочь литовского крестьянина. Правда, были попытки приписать ей благородную дворянскую, хоть и незаконную кровь: якобы мать-крестьянка родила ее от ливонского дворянина фон Альвендаля. Но в дальнейшем они не получили распространения. Особенно после того, как были найдены родственники царицы. Один из них служил форейтором — это был старший братец царевой зазнобы, Федор. Другой брат пахал землю, кормился плодами трудов своих. Одна из сестер была служанкой, другая — почтенной супругой сапожника; правда, третья торговала своими прелестями в Ревеле. Петр назначил родственникам любимой небольшое содержание и отправил подальше от двора, с глаз долой.
Настоящее имя этой женщины — Марта Самуиловна Скавронская (Скаврончук)
[24]. Но она носила и другие имена: Катерина Василевская, Катерина Трубачева, пока, наконец, не стала Екатериной Алексеевной. Считается, что хорошенькую смышленую девочку взял на воспитание пастор из Мариенбурга Эрнст Глюк. Некоторые историки удивляются, почему пастор, впоследствии активно занимавшийся просвещением в Москве, построивший на Покровке одно из первых светских училищ, не обучил воспитанницу элементарной грамотности. Ответ прост — вероятно, потому, что он предназначал ее для черной работы, для которой грамота не обязательна.
Коренастая, с пышным бюстом и полными бедрами, короткой шеей и круглым лицом с многочисленными темными родинками, она готовила, шила, стирала, гладила и увлеченно занималась любовью.
Имеются сведения, что Марта чуть ли не с детства проявляла излишнюю благосклонность к сильному полу и в семнадцать лет родила дочь, умершую вскоре после рождения. Пастор поспешно выдал девушку замуж за драгуна по фамилии либо Раабе, либо Краузе. Непродолжительное — не более недели — семейное сожительство закончилось, когда драгун вынужден был уйти воевать, а его жена осталась в городе.
После взятия Мариенбурга русскими войсками Марта попала в плен, затем последовала смена нескольких хозяев и, наконец, встреча с Петром. У историков практически нет сомнений, что Марту подсунул Петру Меншиков, опасавшийся (как оказалось, напрасно), что Петр все-таки женится на Анне, которая фаворита откровенно не любила. Корыстный и расчетливый, он даже помыслить не мог, что «кукуйская царевна» может отказаться от короны из-за каких-то «чувств». В любом случае вакантное место следовало заместить своим человеком. Очень подходила кандидатура слепо влюбленной в него, выкупленной у Шереметева за три рубля Марты. Пахотная лошадь и обыкновенная корова стоили по два рубля; но за холмогорских коров платили от трех с полтиной до шестнадцати рублей. Так что три рубля — деньги совсем не маленькие. Меншиков хотел, чтобы деньги «работали».
Неглупый, но совершенно не понимающий женщин Петр попался в простую ловушку. Однако даже после рождения нескольких детей жизнь Марты не переменилась — в сердце царя по-прежнему была Анна Монс. Катерина жила то у сестер Арсеньевых, то у Натальи Алексеевны, иногда Петр снимал ей отдельный домик…
Только после замужества Анны Петр решил немедленно жениться — но на ком же? Удивительно, что в огромной России, среди множества княжон и боярских дочерей, он не нашел, да и не искал себе подходящей невесты. Наверное, пример упрямой Евдокии Лопухиной, не желавшей поступиться в угоду мужу привычным укладом русской жизни, оказывающей ему открытое сопротивление, надолго отвратил его от родовитых московских девиц. Но ведь в домах европейских правителей было множество молодых девушек, родители которых почли бы за счастье выдать дочь за русского царя. Иностранные принцессы уж точно не тяготели к русской старине. Рассуждения некоторых защитников Екатерины о том, что Петру трудно было бы общаться с иностранками из-за языкового барьера, звучат неубедительно: при его любви ко всему иностранному он должен был стремиться к такому браку; к тому же царь сам был способен изъясняться на ломаном немецком и голландском языках. Так что понимание можно было обеспечить. Катерина тоже поначалу не знала русского и всегда говорила с немецким акцентом.
Как это ни обидно, приходится признать, что великий Преобразователь не был создан для порядочных женщин.
Поэтому 9 февраля 1712 года официально не разведенный с Евдокией Лопухиной Петр обвенчался с официально не разведенной с полковым трубачом Иоганном Краузе Екатериной Алексеевной. Венчание совершилось в Петербурге рано утром в деревянной церкви Исакия Далмацкого. Никого из представителей русской аристократии на церемонию не пригласили. Присутствовали только родственники. Посаженою матерью была царица Прасковья Федоровна, а подружками — царевны Катерина и Прасковья Ивановны. Внебрачные дочери Екатерины от Петра, Анна и Елизавета, обошли вместе с родителями вокруг аналоя, то есть стали считаться в России привенчанными, законными. Для Европы это было совсем не столь очевидно, с чем впоследствии царю пришлось столкнуться.
Заключив этот брак, царь рассчитывал, что обрел любовь, которая не будет пускать побеги на сторону и не увянет с годами. Время показало, что в этом, как и во многом другом, он просчитался.
Насчет Екатерины Алексеевны в народе ходили разные толки. «Не подобает ей, — говорили некоторые, — на царстве быть: она не природная и не русская, и ведаем мы, как она в полон взята, и приведена под знамя в одной рубахе и отдана была под караул, а караульный наш офицер надел на нее кафтан: она с князем Меншиковым его величество кореньем обвела». Не только простой народ, многие бояре и боярыни с неодобрением смотрели на возвышение безвестной «немки». Ромодановский выступал против женитьбы царя на Марте Скавронской, неприязненно относился к «шведской полонянке» и не считал нужным это скрывать.
Сестры царя были глубоко унижены появлением у них подобной родственницы: ладно уж полюбовница, но законная супруга, государыня?!
Гораздо серьезнее были возражения духовенства. Б. А. Успенский видел ситуацию так. Поступок Петра «вызвал резко отрицательную реакцию не только потому, что царь женился вторым браком при живой жене, насильственно постриженной, — подобные прецеденты, по крайней мере, имели место (пусть и в исключительных случаях) и раньше. Беспрецедентным было смешение духовного и плотского родства. Дело в том, что восприемником Екатерины, когда она принимала православие, был царевич Алексей, то есть он был ее духовным отцом. По отношению к Петру она оказывалась в духовном родстве внучкой; при этом в данном случае духовное родство не различалось от плотского, только становилось еще выше. Итак, обвенчавшись с Екатериной, Петр как бы женился на собственной внучке. Это не могло расцениваться иначе, как своего рода духовный инцест, кощунственное попрание основных христианских законов».
Так совпало, что в августе того же года от скоротечной чахотки умерла Анна Монс, вдова Кайзерлинг. Она воспитывала троих детей; двух мальчиков и старшую девочку, к которой была очень привязана. В конце жизни она пережила большую любовь к недостойному человеку, пленному шведскому капитану фон Миллеру, взятому в плен после битвы при Лесной. Современники сочувствовали Анне, поскольку ее молодой любовник вытягивал у нее деньги. Он безутешно рыдал над ее гробом, но, быть может, это были слезы счастья — покойница завещала ему свое огромное состояние — 5740 рублей.
