В 1698 году он поправлял здоровье в Бадене. Чем именно он страдал на этот раз, неизвестно.
Всю осень 1699 года у царя сильно болели зубы — двухсторонний флюс.
С 1701 года Петр каждый год покидал свое государство, разъезжая по Европе не только для посещения союзников, но и для укрепления своего все более расшатывающегося здоровья на водах в Карлсбаде или Бад-Пирмонте.
Известно о его протекавшей в острой форме «черездневной лихорадке» в мае 1705 года, продолжавшейся больше месяца.
В марте 1708 года, прибыв в Петербург, царь серьезно заболел. Он считал, что подхватил лихорадку в Польше, и «гораздо осматривал себя в санях» — искал вшей.
В начале 1710 года он снова болен, улучшение наступило только к маю.
6 марта 1711 года царь слег больной цингой.
В конце марта 1712 года перед Прутским походом — повторение прошлого года, опять цинга. Петра мучила тоска, и он писал Меншикову и Апраксину, что не видит перед собой будущего, безнадежно болен и не знает, какой приказ ему отдать.
В 1715 году, во время рождения своего внука, Петр болен на протяжении нескольких месяцев, неимоверно страдает от колик.
2 декабря этого же года царя соборовали — настолько он переел и перепил на торжествах в честь рождения у Екатерины сына Петра.
В январе — феврале 1717 года у царя сильнейшая лихорадка и эпилептические конвульсии. Он потерял аппетит, его мучили колики, ноги сильно отекли. После лечения в Спа наступило недолгое улучшение состояния здоровья.
Французский резидент Ла Ви в 1719 году сообщал из Петербурга: «Беспокойные движения царя вместе с обуревающими его порывами, которым он подвержен, служат доказательством силы волнующих его страстей… Естественные отправления нарушены бессонницей, не дающей ему покоя, и его приближенные, желая скрыть действительную причину его беспокойства, слишком очевидную, распространяют слух, что его беспокоят привидения».
Очевидная причина его беспокойства — это неудачи в европейской политике. Союзники не желали позволить Петру воспользоваться плодами победы в его более чем двадцатилетней войне со Швецией. Но соратники Петра оказывали ему дурную услугу, говоря о привидениях, — и Россия, и Европа все еще содрогались, вспоминая о деле царевича Алексея и расправу с друзьями Евдокии Лопухиной.
С января 1719 года царь начал выезжать на недавно открытые Марциальные воды. Дипломаты сообщали своим дворам, что здоровье Петра лучше, чем предполагали, но у него из-за неудачного кровопускания все еще болит рука.
В письмах жене Петр все чаще жалуется на «недюжность», бессилие и изнуряющий почечуй (геморрой), пытаясь за шуткой скрыть боязнь сексуальной несостоятельности. В одном из писем 1719 года он сетует, что ему уже по-стариковски не до любовных утех. Екатерина отвечает в шутливом тоне: «Дай Бог мне, дождавшись, дорогим назвать стариком, а ныне не признаю, и напрасно затеяно, что старик; ибо могу поставить свидетелей — старых по-сестрей; а надеюсь, что и вновь к такому дорогому старику с охотой сыщутся». Однако, несмотря на такие хвалебные речи, в начале лета врачи отмечают у царя проблемы с мочеиспусканием.
Он обильно потел. Поэтому всегда носил ночной колпак с зеленой ленточкой и подкладкой, которые впитывали пот со лба и висков.
Последние годы жизни Петр страдал мочекаменной болезнью, которая впоследствии и погубила его. За пять-шесть лет до своей смерти царь уже редко расставался с лекарствами.
Но, несмотря на телесную немощь, часто одолевающую его, Петр не мог заставить себя остановиться, отдохнуть, вылежаться. Недомогающий, он запрыгивал в кибитку и мчался туда, куда его влекло в настоящую минуту.
Иногда он обращался к врачам, но чаще занимался самолечением. С этой целью он завел дорожную укладку, в которой имелись ступка, пестики и лекарства его собственного приготовления. В сундучке с многочисленными отделениями находились пузырьки, пробирки, порошки и микстуры. Ведь наряду с владением многочисленными ремеслами Петр считал себя недурным знатоком медицины и постоянно носил в кармане коробочку — «лекарскую готовальню» с разными щипчиками, клещами, ложечками, ножницами не только для самолечения, но и для оказания помощи всем страждущим. Опытною рукой он щупал пульс, смывал кровь с ран, перевязывал их; когда надо — переменял повязки, прилагал к больным местам прохладительные, успокоительные примочки и прочее. При лечении Лефорта царь осуществлял контроль действий докторов, несколько раз заставлял делать перевязки в своем присутствии.
Своим указом Петр запретил действие «зелейных лавок» и открыл в Москве восемь частных аптек, а позднее ввел государственную аптечную монополию. При нем были созданы первые рукописные фармакопеи. Аптекарский приказ преобразован в Аптекарскую канцелярию, а затем в Медицинскую коллегию и Медицинскую канцелярию.
Медицинская тема была коньком Петра. В Европе он купил себе хирургическую сумку, с которой никогда не расставался. Ему доставляло удовольствие изучать человека со скальпелем в руке. Он часто присутствовал при хирургических операциях и объяснял присутствующим устройство человеческого организма. Известна такая реляция Петра: «Смертью не казнить. Передать докторам для опытов». Нередко он сам брал в руки хирургический инструмент, и ни один врач не осмеливался критиковать его действия.
Настропалившись извлекать занозы и вскрывать нарывы, он уже считал, что способен исцелять и самые тяжелые заболевания. Узнав, что супруга немецкого купца Борете страдает водянкой, Петр принял решение самолично сделать ей пункцию. Он выпустил около 20 литров жидкости и был очень доволен результатом, хотя женщина от боли и обезвоживания организма потеряла сознание. Когда же через четыре дня она умерла, Петр пришел в бешенство, как будто она его ослушалась. Он потребовал произвести вскрытие в его присутствии, чтобы установить причину смерти и снять с себя все обвинения в непрофессионализме. Само собой, никто и не думал обвинять царя в этой смерти. Вдовец Борете со слезами на глазах благодарил Петра и просил оказать честь присутствовать на похоронах.
Петр как будто благоволил царице Марфе Матвеевне Апраксиной. Марфа весь свой век скоротала никому не нужной вдовой, бледной и безмолвной, в кипевшей страстями царской семье. Только Петр относился к ней с непонятным сочувствием, даже симпатией, возил на ассамблеи, пока не тронулась Марфа Матвеевна умом и странности ее не стали бросаться в глаза. Но после кончины царицы (как полагали, от несварения желудка) он лично участвовал в ее вскрытии. Ему хотелось выяснить, была ли она в свои пятьдесят два года девственницей, как считали при дворе. Впрочем, быть может, этот рассказ — просто измышления злоязычного Петра Долгорукова.
Но точно известно, что Петр присутствовал на вскрытии тела своей невестки Шарлотты, скончавшейся вскоре после родов.
Герцогиня Мекленбургская Катерина пребывала в большом страхе, что император скоро примется за ее больную ногу, поскольку было известно, что он считает себя великим хирургом и со своей всегдашней поспешностью и лихорадочностью охотно берется за всякого рода медицинские операции. Действительно, в 1722 году он вполне удачно сделал негоцианту Тампсену большую операцию в паху, хотя тот натерпелся страху.
