Юлия родила четверых сыновей, двое из которых породнились с британским королевским домом: старший сын Людвиг женился на внучке Виктории Английской, третий сын Генрих вступил в брак с младшей дочерью королевы, Беатрисой. Генрих стал основателем герцогского дома Маунтбаттенов, чей представитель, герцог Эдинбургский и Маунтбаттенский Филипп, в настоящее время является супругом английской королевы Елизаветы II.
Младший сын, Франц-Иосиф, командовал полком в болгарской армии и женился на принцессе Анне Черногорской.
Александру Баттенбергу, второму сыну Александра Гессенского, во время Балканской войны было 20 лет. Он родился в Германии и там же получил образование, едва успев к 1877 году окончить Дрезденское военное училище. В русскую армию князь пошел по зову сердца — он был ревностным поборником идеи освобождения Болгарии и храбро дрался на Шипке и под Плевной. Баттенберг отличался остроумием, любезностью в обращении и изысканностью манер, что располагало к нему окружающих.
Два Александра подружились.
После падения Плевны события позволили Рущукскому отряду покинуть оборонительную линию. Западный отряд передавался под начало великому князю Александру Александровичу. В связи с таким перемещением цесаревич попросил у царя себе в начальники штаба генерала Обручева. Он опасался, что император ему откажет и опять пойдет на поводу у своего 46-летнего брата. «…Теперь у нас с дядей Низи своего рода баталья, посмотрим, чья возьмет! Все зависит от решения Папа. Я твердо решил, если Папа согласится с просьбой дяди Низи, проситься прочь из армии, потому что мое положение становится невозможным… Если же Папа прикажет мне оставаться и принять начальство над Западным отрядом, конечно, я подчинюсь и исполню долг свято, но не могу скрыть, что этим Папа принесет в жертву своего сына!» Но великий князь Николай Николаевич не только не одобрил выбор цесаревича, но и убедил императора в необходимости передать Западный отряд под начало Гурко. Царь принял сторону брата. Он написал сыну: «Принимать тебе командование над Западным отрядом, тогда как честь всего успеха принадлежит неоспоримо Гурке, было бы неуместно и тебе самому, наверно, тяжело». Великий князь счел себя обманутым. Из его писем видно, насколько ему хотелось сыграть заметную роль в окончательном разгроме турок: «Я знал, что получу отказ от главнокомандующего, потому что он не допускает при себе никакой самостоятельной личности, а мне именно такой и нужен был, — писал цесаревич матери. — Я в одном ошибся: я думал, что Папа более энергично поддержит меня в моей просьбе, но вышло так, что мне не удалось в моем желании, и я остался в самом странном и неловком положении!.. Я не мог себе представить, что Папа пожертвует репутацией своего сына, своего наследника из-за каприза главнокомандующего!»
В декабре 1877 года русские войска в двадцатиградусный мороз, сбивая турок с хорошо укрепленных позиций, перешли Балканы и вступили в Центральную и Южную Болгарию. Через месяц турки попросили перемирия, но император приказал продолжать наступление, и 19 января 1878 года передовые отряды генералов Гурко и Скобелева оказались в 30 километрах от Константинополя.
Ценой множества жизней Россия одержала решительную победу в этой изнурительной, героической и совсем не нужной стране войне. Но политика ведущих европейских стран: неслыханная агрессивность Англии, вероломная тактика Австрии, макиавеллизм Германии — свели все успехи русских к нулю.
«Нас великолепно водили все время за нос, надули самым наглым образом, держали здесь попусту более месяца, все в надежде, что вернемся к нашим частям, к гвардии… Грустно, что Папа так нерешителен», — жаловался цесаревич великому князю Владимиру Александровичу. В письмах цесаревне неудовлетворенное честолюбие и обида прорывались еще более открыто и толкали на некоторые не совсем справедливые высказывания: «Все время мое положение было ненормальное, самое незавидное, каким-то чернорабочим, а прочим предоставили уже пожинать лавры за Балканами, и именно тем, которые всего менее заслуживали это, как, например, Скобелев, Струков и Гурко!» Успехами за Балканами, считал цесаревич, Россия обязана не им, «а молодецким, геройским и чудным нравственным духом русским войскам и честным начальникам».
Балканская кампания надолго поселила в наследнике предубеждение против генерала Скобелева.
Великие державы желали спасти Турцию, вечную угрозу рубежам России, от полного краха. При подписании Сен-Стефанского договора интересы России почти не учитывались. Император вынужден был уступить турецкий флот, на который мог претендовать по законам войны. Австрия завладела Боснией и Герцеговиной, и Россия скрепя сердце это признала, чтобы избежать нового кровопролития. В Сербии у власти находилась династия Обреновичей, явно тяготевшая к Австрии. Про Болгарию даже Бисмарк едко отозвался в своих мемуарах: «Освобожденные народы бывают не благодарны, а притязательны».
Дипломатические маневры возобладали над правами и намерениями государя-победителя.
Итог Балканской войны вызвал взрыв недовольства среди славянофилов. Возмущению цесаревича, подогреваемому русофилами, не было предела. Он не торопился вступить на трон, но позор и ущемление терпела его будущая держава, его достояние!
Однако император постарался смягчить горечь обиды наследника. За умелое командование вверенными ему войсками цесаревичу был пожалован орден Святого Владимира I степени с мечами, он был возведен в достоинство кавалера ордена Святого Георгия II степени и награжден золотой, украшенной бриллиантами саблей с надписью: «За отличное командование Рущукским отрядом».
В столице император был встречен бурей восторженных криков как осуществитель всех честолюбивых мечтаний, всех упований святой православной Руси.
При этой встрече все были потрясены тем, что государь изменился почти до неузнаваемости. Один из очевидцев так отмечал общее впечатление: «Когда царь уезжал на войну, это был высокий и красивый военный, несколько склонный к полноте. Он вернулся дряблым, с померкшими глазами, согбенным и таким худым, что казалось, его кости обтянуты кожей. В несколько месяцев он превратился в старика».
Трагедия императрицы
По возвращении Александра II в Петербург возобновились его ежедневные свидания с Екатериной Долгорукой. Испытания Балканской войны не только изнурили императора физически, но и оставили глубокий след в душе. Потребность в ласке и участии, бывшая всегда одной из основных черт его характера, еще более обострилась: он все сильнее привязывался к княжне. Она сделалась ему до того необходимой, что он решил поселить ее с детьми в Зимнем дворце, под одной крышей с императрицей. Отведенные ей покои находились над комнатами императора, смежными с комнатами жены, и были соединены с ними подъемной машиной. При этом забыли или не приняли во внимание, что три комнаты возлюбленной располагались как раз над покоями императрицы. Так что фаворитка и ее дети буквально ходили по голове покинутой супруги.
Императрица Мария Александровна вскоре узнала о навязанном ей соседстве. Без слова упрека встретила она это новое испытание. Терзаемая горем, снедаемая тяжким недугом, чувствуя приближение смерти, императрица сохранила свое достоинство. Она стала лишь еще более замкнутой и нелюдимой.
