Потом Юрьевская неоднократно возвращалась в Россию, где ее всего лишь терпели. Как-то она заявила Александру, что, как только подрастут дочери, семейство вернется в Петербург и будет устраивать великолепные балы. Известен ответ императора: «На вашем месте я бы затворился в монастырь, а не мечтал о балах!»
Но это было хоть и неприятным, но семейным делом. Большую тревогу вызывали другие дела — государственные.
В марте 1881 года прошел открытый процесс над убийцами Александра II.
Желябов, страдавший манией величия, требовал, чтобы его приобщили к делу 1 марта. Он желал стать героем судебного процесса, предстать бестрепетным борцом за народное счастье, героем без страха и упрека, предвкушал свои эффектные и уничтожающие ответы судьям. «Было бы вопиющей несправедливостью, — писал он прокурору Петербургского суда, — сохранить жизнь мне, неоднократно покушавшемуся на особу императора». На процессе он представлял себя демиургом всего произошедшего и рисовался «как субретка».
Пятерых цареубийц: Желябова, Перовскую, Михайлова, Кибальчича и Рысакова — повесили 3 апреля на Семеновском плацу в присутствии десятков тысяч людей. Беременная Геся Гельфман была приговорена к каторжным работам. Террористы не выказывали никакого раскаяния, переговаривались между собой, обнялись, прощаясь, и только фанатичка Перовская отвернулась от Рысакова, выдавшего их в надежде спасти свою жизнь.
Перовская была первой женщиной в России, казненной по политическим мотивам, а вся экзекуция — последней публичной казнью.
В отличие от времен Александра II, когда сведения о заговорах, о покушениях на царя публиковались в официальной прессе и широко обсуждались, при Александре III подобная информация тщательно скрывалась. Императору было стыдно за этих людей, забывших совесть и страх Божий.
«Гатчинский затворник»
Александр III серьезно опасался покушений на себя и членов своей семьи. Из опасного Петербурга он переехал в укрепленную Гатчину. «Его отъезд в Гатчину, — писала лондонская “Таймс”, — был настоящим бегством. В день, когда он должен был выехать, четыре императорских поезда стояли в полной готовности на четырех различных вокзалах Петербурга, и пока они ждали, император уехал с поездом, который стоял на запасном пути».
Обвинения в излишней осмотрительности, по сути — в трусости, кажутся сегодня странными. Человек, у которого зверски убили отца, которому откровенно угрожали физическим уничтожением, принимал меры предосторожности, чтобы не стать новой жертвой террористов и сохранить жизнь своих детей. Его близкий друг И. Воронцов-Дашков умолял царя покинуть такой незащищенный Аничков дворец и переселиться в Зимний. Далеко не прибавляло оптимизма и назначение регентом при наследнике престола Николае великого князя Владимира — на случай гибели нового императора; на этом настояли приближенные. Лев Толстой, «великий писатель земли русской», прося о снисхождении к убийцам Александра II, определенно утверждал, что «…враги вашего отца должны желать и вашей смерти тоже».
Глубоко законспирированная «Народная воля» наводила настоящий ужас на элиту общества. После казни верхушки ее исполнительного комитета народовольцы еще глубже ушли в подполье. Никто не знал, насколько сильны были революционеры и могут ли они повторить свое покушение.
Новый император любил Гатчину. Она стала его новой резиденцией и была превращена в крепость. На несколько километров вокруг круглосуточно дежурили солдаты, не позволяя никому пройти без специального пропуска. Возле входов во дворец и в парк, обнесенный крепостной стеной с бойницами, круглосуточно стояли часовые, как и на чердаках и в подвалах дворца — для пресечения поджогов и подкопов.
«Гатчинский затворник», «военнопленный революции» — такие презрительные прозвища придумывали императору в либеральных кругах. Но его это не смущало.
Гатчинское уединение и затянувшаяся скорбь воспитанника тревожили Победоносцева. Он обратился к нему с довольно резким письмом: «Ваше постоянное пребывание в Гатчине порождает самые разные толки, которые, несмотря на их неправдоподобность, легко принимаются на веру. Некоторые даже интересуются, правда ли, что царь умер и этот факт скрывается от общественности».
Гатчина стала практически постоянным местожительством императорской семьи, но новый царь осушил слезы и приступил к своей государевой работе.
Крупномасштабные меры безопасности принимались при любых поездках Александра III. При переездах по железной дороге из Гатчины в Петербург и обратно на всем пути стояли солдаты. При дальних поездках на юг эти меры поражали воображение. Сотни тысяч солдат заблаговременно занимали всю 1000-километровую линию железной дороги. Близлежащие деревни наглухо отрезались от путей. Солдатам отдавался приказ стрелять в каждого, кто попытается приблизиться к железной дороге.
Поэтому представляется всего лишь анекдотом хрестоматийный рассказ о мужике, который увидел на станции вышедшего размяться императора и воскликнул: «Вот это царь так царь, черт тебя дери!» За употребление неприличных слов в присутствии высочайшей особы он якобы был немедленно арестован. Но Александр приказал его отпустить. Затем подозвал к себе, сказал: «Вот тебе мой портрет!» — и подарил мужику серебряный рубль.
Опасения за жизнь свою и близких были вовсе не беспочвенными. В 1882 году член исполкома «Народной воли» Л. А. Тихомиров, по прозвищу Тигрыч, впоследствии — редактор крайне правых «Русских ведомостей», раскаявшийся блудный сын и правоверный монархист, рассуждал о дворцовом перевороте: «При тогдашнем настроении общества и офицеров, да еще при такой полиции положительно возможно было организовать дворцовый переворот».
В 1882 году офицеры, входящие в военную организацию «Народной воли», обсуждали план захвата Кронштадта и ареста царской семьи на майском параде (в крайнем случае предполагалось «немедленное истребление царя со свитой»). При провозглашении Временного правительства в него предполагалось привлечь высокопоставленных военных — например, популярного генерала, героя Шипки Михаила Драгомирова.
Ответом угрозам «Народной воли» явилась «Священная дружина», которая была создана для охраны царя и его близких и совмещала в себе черты Третьего отделения, масонских лож и подпольных организаций. Состав ее центрального комитета до сих пор полностью неизвестен. Вероятно, в него входили и сам император, и великий князь Владимир Александрович, бывший начальником Петербургского военного округа. Руководство «Священной дружины» состояло из высшего дворянства, преимущественно из придворной аристократии. Для работы в Петербурге и Москве были образованы попечительства, в которые привлекались представители финансовой и промышленной буржуазии. Дальше шли «пятерки», куда могли входить и люди более простого происхождения. В провинции их деятельность направляли инспектуры.
Вступавшие в «Священную дружину» приносили пространную торжественную присягу, в которой ради спасения царя обязывались в случае необходимости даже отречься от семьи. Была организована и шпионская служба в виде бригад сыщиков и заграничной агентуры. Среди ее членов находились и «смертники», например, поклявшиеся «разыскать революционеров князя Кропоткина, Гартмана и убить их».
