Лето в 1209 г. стояло особенно знойное. Запертые в городских стенах горожане начинали ощущать недостаток питьевой воды. Указав на это очевидное обстоятельство, Педро предложил виконту вступить с католическим духовенством в переговоры, чтобы избежать напрасных жертв и разрушений. Сам же он, рассчитывая на свой титул и авторитет, обратился к Арно Амори как защитник виконта. Он надеялся на понимание, поскольку его отец совсем недавно учредил на берегу Эрбо первый в Арагоне цистерцианский монастырь. К его изумлению, суровый легат вовсе не собирался идти навстречу дону Педро, заявив, что, быть может, еретику и сохранят жизнь, но лишь из уважения к королю. Будущий герой битвы при Лас-Навас-де-Толосе, дон Педро ни с чем возвращался в свое гористое королевство. Но, как говорит Осокин, он, затаив злобу против крестоносцев, уносил с собой сочувствие к бедам еретиков и из покорного вассала постепенно становился врагом Рима.
Тем временем осажденный город приходил в упадок. Не было ни капли воды, чтобы омыть раны; были исчерпаны все запасы вина, с деревьев сорваны зеленые недозревшие плоды. Казалось, еще немного, и осажденные сами откроют ворота крестоносцам. Но молодой виконт упорствовал — он все еще надеялся на помощь из Тулузы. Однако бедственное положение подданных не могло не повлиять на его решение начать переговоры.
Рыцарь из стана католиков Гийом де Леннар сумел убедить Транкавеля приехать в лагерь крестоносцев для переговоров, дав ему в залог безопасности свое рыцарское слово.
Длинные каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам, ясное молодое лицо, ласковый голос, произносящий слова, полные надежды, — таким виконт запомнился родным и близким, когда прощался с ними и ободрял горожан и ополченцев. Совсем скоро он должен был вернуться и принести своим подданным избавление от страданий. На Транкавеле была алая накидка, доходившая до колен, с длинными рукавами и с золотой вышивкой по вороту, и синий плащ, застегнутый на шее большой круглой золотой пряжкой. Это был последний раз, когда вассалы и друзья видели своего прута, и сеньора. Стоило ему оказаться среди крестоносцев, его участь была решена: он уже никогда не должен был увидеть солнечный свет.
Дед его построил крепость Шато-Комталь над рекой Од и северными болотами более столетия назад, чтобы отсюда править своими обширными владениями. Мог ли он думать, что крепость станет могилой его внука?
Дурные вести распространяются быстро. Как только стало известно о заключении виконта, жители его города бросились бежать кто по направлению к Тулузе, кто к испанской границе.
Крестоносцы без боя заняли Каркассон.
10 ноября 1209 г., через три месяца после заключения в подземную темницу крепости, возведенной его предками, было объявлено, что Раймон-Роже, виконт Безье и Каркассона, скончался. Все жители Романьи были уверены, что его убили. Вожди крестоносцев утверждали, что он умер от приступа дизентерии, «болезни осажденных», как ее называли в то время. Никто им не верил, тем более что сам папа Иннокентий заявлял, что в тюрьме виконт был «заражен». Распространялись разнообразные слухи о способах умерщвления одного из самых достойных и благородных рыцарей Юга. Однако преобладало убеждение, что его, как Сократа, заставили испить чащу с ядом. Католические священники не уставали восхвалять христианскую кончину Транкавеля: рассказывали, как горячо он каялся в грехах и как истово причащался.
Убежденность в том, что Транкавеля убили, чтобы захватить его владения, подтвердилась, когда комиссия из двух прелатов и четырех рыцарей объявила его земли военной добычей. Было решено передать владения Каркассон и Безье вместе с титулом виконта самому храброму рыцарю крестоносного войска, полуфранцузу-полуангличанину из Иль-де-Франса Симону де Монфору.
Это решение нарушало все обычаи, все правила чести. Сеньора, если только он не был осужден за преступление, никогда не лишали законных владений, чтобы передать их другому.
Надо сказать, что не Монфору первому предложили вступить во владение богатейшими южными землями. Прежде их предлагали герцогу Эду II Бургундскому, графам Неверскому и Сен-Поль. Те отказались, разделяя войну за веру и корыстные побуждения, а по истечении сорока дней и вовсе покинули крестоносное войско.
Монфор оказался менее щепетильным. Но ему пришлось выкупить законное право виконтства у двухлетнего наследника и вдовы за ежегодную ренту в три тысячи солей. Супруге виконта Транкавеля Агнессе де Монпелье предоставили возможность отправиться во владения графа де Фуа при условии, что она отречется от всех прав от имени мужа и сына. Чтобы спасти свою жизнь и свободу и не лишить возможности единственного ребенка когда-нибудь получить родовое наследство, Агнесса демонстрировала самую пламенную обращенность.
Был ли еретиком Транкавель? Гийом Тудельский пишет о нем так: «От начала мира не существовало рыцаря доблестнее, щедрее, любезнее и приветливее его. Сам он был католиком, и в том у меня множество свидетельств каноников и клира… Но по причине своей молодости он держался накоротке со всеми, и в его владениях никто его не боялся и все ему доверяли».
Автор «Песни…» не был лично другом виконта и приводит самое распространенное мнение: Раймона-Роже любили. Но воинственной католической церковью он без всяких сожалений был принесен в жертву. Завоевателям показали: их усердие в деле истребления еретиков способно принести земли и золото.
СИМОН ДЕ МОНФОР
У папы Иннокентия III и французского короля бывали разногласия. Решительный понтифик в делах нравственности ни для кого не делал исключения. Когда Филипп Август отказался от венчанной супруги Ингеборги Датской и незаконно женился на Агнессе Меранской, папа наложил на Францию интердикт. Король вынужден был покориться, а его любимая умерла. Когда исчезла причина раздора, интересы папы и короля снова совпали, и Иннокентий просил французского монарха лично возглавить поход против альбигойских еретиков. Он обещал передать очищение от скверны земли Филиппу или его наследникам. Но трезвый политик Филипп Август занимался укреплением ядра своих владений, которым в то время угрожала англо-имперская коалиция, и был не склонен разбрасываться. Впрочем, дальновидный правитель не запретил своему сыну участвовать в походе против катарской ереси.
Маленький, некрасивый, одноглазый и преждевременно облысевший французский король не производил величественного впечатления. Он казался медлительным тугодумом, но мыслил очень прагматично и четко. На протяжении всего своего долгого правления он преследовал одну цель — увеличить владения, утвердить границы своего домена. Просторы Окситании прельщали его, но политическая реальность подсказывала, что время для захвата еще не настало. Он умел выжидать, и, в конце концов, прекрасный богатый край стал собственностью его дома.
Возможно, успехи Монфора не особенно радовали французского короля. Слишком быстрое возвеличивание ранее ничем не примечательного подданного раздражало правителя, всю свою деятельность посвятившего смирению излишне могущественных вассалов. Пока Монфор пребывал в бедности, он не представлял собой проблемы.
