Стольный город Раймунда VI всегда отличался веротерпимостью. Христиане уживались с евреями и мусульманами, не оскорблявшими их веру, католики мирно соседствовали с еретиками. Все изменилось, когда архиепископом Тулузы был назначен Фолькет Марсельский, южанин, бывший трубадур и, как все полагали, доброжелатель, почти друг графа. Но стоило прозвучать церковному отлучению, Фолькет приказал горожанам не считать отныне Раймунда VI своим господином и изгнать его из города. В ответ народ, в том числе католики, чуть было не прогнал его самого. Тогда архиепископ призвал священников и монахов босыми покинуть город, унеся Святые Дары, объявил Тулузу еретическим городом и призвал для искоренения ереси Симона де Монфора. Это означало, что крестоносцы вправе взять город на щит.
По-видимому, это была заранее спланированная операция провансальского священника и французского полководца, поскольку Монфор как будто только этого и ждал. Очень скоро под стенами Тулузы собралась большая французская армия, готовая к приступу.
Но мужество защитников, воодушевляемых своим сеньором, оказалось столь велико, что после двенадцатидневной осады Монфор отвел от стен города французские отряды.
Все детали этой неудавшейся осады описал Гийом Тудельский.
Окрыленный удачей, Раймунд собирал на своих землях большую армию и сзывал оставшихся верными ему вассалов. Монфор между тем опустошил земли графа де Фуа. Воинственная семья де Фуа оказывала крестоносцам самое ожесточенное сопротивление. Каркассон и Тулуза были взяты несколько раз, но замок Фуа, расположенный в местности, считавшейся неприступной, никогда не был покорен.
Другая судьба ожидала Лавор, город красивый и богатый. Он славился достаточно сильными укреплениями. Католики называли его троном самого сатаны. Там находилась резиденция катарского епископа Тулузы, и в городе открыто и мирно жили сотни Совершенных. Город был переполнен беглецами-трубадурами, опальными рыцарями и едва избежавшими смерти на костре катарами.
Крестоносцы приступили к осаде города, но он был так велик, что им не удалось полностью его окружить, и пришлось ограничиться нападением на него только с одной стороны. Дня за три или четыре напротив крепостной стены расставили камнеметы и прочие машины, и начался обстрел стен.
Лавор представлял собой весьма многонаселенным город. Осажденные, которых было больше, чем осаждающих, попытались совершить крупную вылазку, и им удалось захватить в плен вражеского рыцаря. Его тотчас предали смерти.
Крестоносцы не могли надеяться взять осажденную крепость голодом, поскольку жители соседней Тулузы встали на сторону еретиков и снабжали их съестными припасами. Граф Тулузский не только закрывал на это глаза, но и горячо, хотя и втайне приветствовал их своеволие.
Прошло еще два или три дня, за которые положение нисколько не изменилось, затем на помощь крестоносцам прибыли свежие войска из Северной Франции.
Госпожа Лавора Жеральда (Гирода), или Жиро, потеряв супруга, павшего у стен Каркассона, готовилась принять consolamentum
[35]. Пока же она предавалась делам благочестия, ее сердечность и отзывчивость славились по всему Югу. «Жеральда была благороднейшей и добрейшей из всех романских дам», — сообщает расположенный к катарам хронист. «Отъявленная еретичка», — именует ее автор «Альбигойской истории».
На помощь сестре бросился Айморик Монреальский и в последнюю минуту сумел пробраться в осажденный Лавор. Он уже сдал почти без боя свой город, вынужден был принести присягу Монфору и теперь, мучаясь стыдом и раскаянием, жаждал восстановить свое доброе имя.
Как будто начался новый виток спирали времени. Снова католики осаждали Лавор и снова, как в 1181 г., двадцать лет назад, его защищала благородная дама. Но тогда великолепная Аделаида удалилась хотя и побежденная, но победительная; тогда ее врагом не был Симон де Монфор.
В начале мая 1211 г. после месяца осады Лавор был взят. Начался кровавый средневековый погром: разбой, насилие, смерть — страшные картины. Захватив город, французы повесили воинов-защитников. Среди них находился брат владелицы Амори, возглавлявший сопротивление, и восемьдесят его рыцарей. Под тяжестью повешенных треснул и развалился эшафот. По всем неписаным законам обвиняемым следовало объявить помилование, поскольку Господь не пожелал их смерти. Но по знаку Монфора французы с яростью бросились перерезать глотки полузадушенным людям.
В Лаворе встретили свою смерть и сорок два трубадура. Католикам были ненавистны их богохульные песни.
Для прочих защитников города сложили огромный костер. «Все Совершенные, их было 140 или немного больше, были повергнуты в этот костер. Их даже не нужно было гнать туда; упорствуя в своем лукавстве, они сами бросались в огонь. Лишь трое из них спаслись, отрекшись от ереси. Простые катары после этого последовали их примеру». Упорствующих крестоносцы сожгли «с безмерной радостью». Всего в Лаворе французы уничтожили четыреста добрых христиан и Совершенных.
Искали Жеральду. Когда нашли, обесчестили, проволокли по городу как преступницу, бросили в колодец и завалили камнями. И еще два дня из колодца доносился ее постепенно слабеющий голос, поющий псалом: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
Часто слышатся обвинения в адрес Осокина, будто именно он пустил гулять по свету «ужастик» про Жиро. Но не он первый написал об ее страшной участи.
Айморик Монреальский и Жеральда были детьми Совершенной Бланки де Лорак, покровительницы катаров. С их гибелью пресекся род Лораков.
Современные историки выражают удивление по поводу такой беспощадности Монфора, направленной на благородную, молодую и красивую даму. Ведь он всегда стремился обуздать жестокость своих солдат и наемников в отношении женщин — как будто заранее старался умилосердить ту женскую руку, которая отнимет у него жизнь.
Весь Юг содрогнулся, узнав об участи Жеральды. Ее оплакивали, воспевали, с ее именем шли в бой.
Поспешность расправы с Жеральдой была так велика, что возникает законное подозрение: не стремился ли Монфор уничтожить ее как потенциальную Хранительницу Грааля? Хранители всегда готовили себе преемников, и Жеральда отвечала всем необходимым требованиям: женщина благородного происхождения, связанная родством с виднейшими катарскими семьями, добрая и отзывчивая, глубоко и искренне верующая… Тогда легко объяснимы неумолимость французского полководца и его жестокость по отношению к такому телесно слабому, но нравственно необоримому врагу.
Крестоносцы, заняв город, застали там сенешаля графа Тулузского и многих тулузских рыцарей, которых Раймунд VI тайно послал к владелице Лавора, чтобы помочь ей защитить ее замок. Более того, там обнаружили камнеметы и другую «технику», которые граф Тулузский прислал хозяйке этих мест, невзирая на то что Монфор запретил тулузцам снабжать подобными орудиями здешних сеньоров. Это тоже подтверждает предположение, что граф как сюзерен не только стремился помочь верной подданной и единомышленнице, но и возлагал на Жеральду Лаворскую некие скрытые от непосвященных надежды.
