В течение нескольких лет Феодора, по-видимому, жила счастливо, хотя и небогато. Мы говорим «по-видимому», потому что она не оставила после себя никаких записок. Па дружественном солнечном берегу своего детства Феодора очутилась среди смутно знакомых красот: крошечных гаваней и прохладных гор Ливана. Люди внимали живой и остроумной римлянке сирийского происхождения: ткачи за работой, художники на лесах древних церквей. Ласковое солнце и томный дух Востока, неподвластный времени, окружали её, посланницу церкви.
В стране царила атмосфера Греции. На рынках и в доках говорили на койне, говоре торговцев; вокруг увитых виноградом храмов бродили молодые художники, мечтающие достичь совершенства Праксителя и декламирующие полузабытые стихи Гомера. Лениво и мечтательно, подобно Козьме, только чуть более изощрённо, так казалось Феодоре, искали они тайны, скрытые в природе. В заброшенном саду она обнаружила статую Пана в миртовом венке, омытую заботливыми руками.
Это был дух Малой Азии, где вольно жили греки до прихода Александра; они смешались с жителями деревень, сменив блестящие струи фонтанов на цветущие сады. Римские строители проложили каменные ленты мощёных дорог и возвели массивные булыжные арки акведуков, тянувшиеся от холмов через пустыни. У Феодоры были на этот счёт свои суеверия. Например, ей казалось, что нельзя изменить облик земли безнаказанно. Однако там, где жили римляне, поднимались укреплённые стены, термы и ипподромы. Отомстят ли древние боги, например Пан, этим верующим зодчим?
В душе Феодоры происходили неосознанные перемены. Разочарованная и готовая защищаться, она не доверяла благим помыслам восточных священников. Она никогда прежде ни с кем не дружила, если не считать нескольких женщин в театре. И вот теперь эти священники в восточных приходах помогали ей исходя из своих убеждений, доверяли её сообщениям. Ей казалось, что в один прекрасный день они потребуют платы. Но какой? Феодора научилась мстить тем, кто причинял ей зло. Но как ей отплатить друзьям?
Лишь постепенно женщина поняла, что святые отцы на этих берегах подвергались гонениям. Ей раньше не приходило в голову, что священнику в своём приходе может быть хуже, чем землевладельцу в имении. Тимофей был непокорным и в то же время испуганным. Северус из прекрасного Антиоха почти не рассказывал ей о своих бедах. Феодора поняла, что их церковь, самая древняя из всех, противостояла официальной доктрине Константинополя. У этих греков, коптов, сирийцев и армян были свои собственные простые верования, которые не совпадали с учением Нового Рима. Анастасий, блаженной памяти император, защищал их, однако новый властитель Юстин им не доверял и посылал проверяющих. Часто Феодоре встречались процессии монахов, оставляющих свои монастыри: со своей скромной утварью шли они на восток искать новые земли, свободные от контроля Юстина.
Феодоре было странно и обидно, что люди, которым она так доверилась, вынуждены покидать свои дома. Беседуя с жителями у ипподрома в Антиохе и проститутками, ждущими наступления вечера, с прекрасно уложенными волосами, Феодора пыталась выяснить, почему это произошло. Девушки рассказали ей, что старые праздники в их большом, любящем развлечения городе запретили. Юстин назвал их языческими! В Антиохе устраивались гонки колесниц, прежде чем Константинополь, город, построенный, чтобы навести порядок в государстве, перестал убивать гладиаторов и переключился на медведей.
Но что же случилось в Константинополе?
Девушки объяснили, что на играх в честь консула Виталиана старый ветеран Порфирий выиграл скачки, побив всех соперников. Порфирий привёл толпу в исступление, а ночью улицы ярко осветились лампами, а венеты и прасины прошли по улицам в своих разноцветных одеждах. Наравне с великолепным Порфирием толпа объявила Виталиана истинным цезарем. Что уж говорить о номинальном правителе Юстине или его племяннике — книжном черве Юстиниане. Из всей этой троицы толпа потребовала лишь Виталиана. А Юстиниан и его стареющий дядюшка (эта достойная парочка) пригласили благородного Виталиана отужинать в дельфийском зале дворца, в коридорах же запрятали наёмных убийц, которые вонзили в него полдюжины ножей. Естественно, впоследствии было заявлено, что Виталиан погиб в драке. Но все говорили, что тот пришёл без охраны, лишь у дверей его ждали два секретаря. И поскольку их тоже убили, они не могли засвидетельствовать истину. Это позорное дело — обычное для наступивших суровых времён.
Найдя в Феодоре внимательного слушателя, девушки из рощи Дафны высказали ей свои горькие упрёки. Они винили во всём хитрого Юстиниана больше, чем Юстина за его законы, изданные для венетов. По их мнению, ни один солдат никогда бы не додумался выставить войска в их роще — святилище любви и вина. Эти обряды могли считаться языческими много лет назад, но теперь запрещать их — значило отбирать хлеб и вино у девушек из рощи Дафны. Только бесчувственный римлянин мог издать такой вердикт. Разве не типично для римлян заставлять народ повиноваться своим законам? Философы называют это лицемерием. Старый Юстин написал Северусу, патриарху Антиоха, что его священный язык будет отрезан, если он продолжит читать свои проповеди. И это говорит охранитель Христовой веры, призванный сеять семена правды!
Феодора была вынуждена признать такое неслыханным.
Поистине так! И более того, лицемерный Юстиниан добился, чтобы его называли консулом, когда благородный Виталиан ещё не успел остыть в могиле. Прекрасно! На играх в честь Юстиниана в новом году он устроил настоящий спектакль на ипподроме, отправив на бойню двадцать львов и тридцать пантер, бросая в толпу золотые и серебряные монеты. И он же за одну ночь платил женщине с площади Венеры всего несколько оболов. А несравненный Порфирий даже не сел в колесницу с Юстинианом, отговорившись болью в руках, — милый старичок! Хотя Юстиниан и потратил целое состояние на играх, они прошли натянуто, и толпа прокричала ему всего одно приветствие — святое возмездие неграмотному дурачку за запрет праздников в роще Дафны.
Феодора вынуждена была согласиться. То ли вести из родного города пробудили в её душе новую надежду, то ли мечта о богатстве потянула её туда, но вскоре она появилась в Константинополе, став любовницей в доме Юстиниана.
Совместное правление в течение пяти или шести лет не разрушило отношений Юстина и Юстиниана, а лишь сделало их более напряжёнными. Новый самодержец следовал политике твёрдой руки и не допускал к себе близко помощников, и даже продавец индульгенций считал, что это в порядке вещей. Юстин пошёл ещё дальше, наладив мир с папой римским, причём именно Юстиниан отправил папе письменное приглашение посетить патриарха Константинополя. Будучи опытным солдатом, Юстин избегал мятежей, на корню уничтожая все проявления недовольства (Юстиниан устранил одного чрезвычайно опасного командующего, с помощью наёмных убийц венетов покончив с Виталианом).
В великолепных залах дворца старый Юстин принимал иностранных послов. Никогда ещё дворцовая стража так не напоминала статуи в одеждах из белого шелка, опирающиеся на посеребрённые боевые топоры, как в правление Юстина. Тем временем бывший Пётр Саббатий стал умом, если не закулисной силой империи. Годами он изучал науку управления, не обременяя себя государственными делами. Он трудился без отдыха, никем не принуждаемый, — удивительное явление в Священном дворце, — и другие патриции изумлялись, поняв, как много он успел узнать об их должностях. У него был лишь один недостаток, обычный для варвара: он был убеждён, что каждый должен выполнять то, что он задумал.
