«В течение полувека все правительства твердят ему [народу], что революционная Франция, в которую он верит, чьи славные традиции хранит, была нелепостью, отрицательным историческим явлением, что все в ней было дурно. С другой стороны, Революция перечеркнула все прошлое Франции, заявила народу, что ничего в этом прошлом не заслуживает внимания. И вот былая Франция исчезла из памяти народа, а образ новой Франции очень бледен… Неужели политики хотят, чтобы народ забыл о себе самом, превратился в tabula rasa?.. Как же ему не быть слабым при таких обстоятельствах?»
[12]
Слова историка, написанные более 150 лет назад, удивительно актуальны для современной России. Франция свою эпоху исторического отрицания пережила. Сегодня французы с гордостью говорят о Великой французской революции. День взятия Бастилии — национальный праздник. Каждый француз знает — Великая революция сыграла свою роль не только в жизни республики, но и явилась значимой вехой мировой истории. Статуя свободы, венчающая морские ворота США — подарок Франции независимой колонии — тому примером.
Только от нас сегодня зависит, как долго продлится период отрицания ключевого этапа российской истории, оказавшего огромное влияние не только на нашу страну, но и на весь остальной мир. Для нас предельно важно совершить этот переход — от огульного обличения к изучению и пониманию собственной истории XX века.
С водой идеологии в 1991 году мы выплеснули нечто чрезвычайно важное, настолько, что, не исключено, от этого зависит выживание нашей страны. Об этом говорят советологи за океаном, и для нас это достаточная причина, чтобы насторожиться. Возможно, главное лучше видится издалека. Возможно, это ошибочная трактовка. Но ставки слишком высоки, чтобы просто закрывать глаза на прозвучавшие предупреждения.
Глава 1. Главный вопрос революции
1. Марксизм и либерализм: революционные теории — антагонисты?
Сегодня существует много подчас диаметрально противоположных взглядов на марксизм. Для нас не принципиально «массовое» отношение к этой теории, в основе которого лежит отрицательный медийный образ «что-то слышал и осуждаю». Это следствие большой кампании по борьбе с коммунизмом. Для нашей темы важно, во-первых, что марксисткой теорией пользовались революционеры. Чтобы понять их поступки, необходимо иметь представление об их образе мысли. Впоследствии мы сами убедимся, что марксистский подход применялся к анализу событий в России всеми силами рассматриваемого периода (именно всеми, от кадетов и эсеров до большевиков). Во-вторых, применяется он и по сей день, разве что без ссылок на работы немецкого философа.
Рассматривая общественные структуры и государство, Маркс для их характеристики ввел понятие общественно-политической формации. Формация характеризуется свойственным ей уровнем производительных сил (техническим развитием), формирующим специфические производственные отношения. Совокупно они составляют экономический базис общества, а он, в свою очередь, формирует наиболее соответствующую базису систему власти, или политическую надстройку.
В предисловии к «Критике политической экономии» Маркс писал: «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания»
[13].
Обобщая историю цивилизации и опыт европейских революций XVII‑XVIII веков, Маркс сформулировал определенные закономерности общественного развития. Они заключались в последовательной смене формаций: «На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке»
[14].
Классический пример — переход от феодализма к капитализму. Феодализм для определенного периода истории человечества являлся, безусловно, прогрессивной, более сложной, чем рабовладельческий строй, системой общественной организации. Но рано или поздно его сословная система, со свойственными ей внеэкономическими привилегиями аристократии, прикреплением людей к земле и т. д. вступала в противоречие со все быстрее развивающимися новыми производственными и экономическими отношениями: на смену ремесленным мастерским приходили мануфактуры, они в свою очередь требовали рынка труда и сбыта. Сбыт продукции порождал конкуренцию, несовместимую с сословным неравенством. Возникала необходимость в свободе предпринимательства, передвижений, свободе конкуренции и рабочей силы. Зарождающиеся отношения рынка входили в прямое противоречие с ключевыми особенностями феодализма. Молодой прогрессивный капитализм взрывал старое общество изнутри — происходила буржуазная революция.
Движущей силой такой революции являлась кровно заинтересованная в собственном развитии буржуазия. Она возглавляла, идеологически оснащала, вела за собой массы.
Аналогично, по мнению Маркса, со временем предела своего развития достигнет и капитализм. Социально-экономическая эволюция выдвинет ему на смену новый, более прогрессивный, более сложно организованный, построенный на экономике крупной промышленности строй. Хаос рынка с его регулярными кризисами перепроизводства, гонкой за прибылью и непрерывной войной за новые рынки сбыта войдет в противоречие с задачами управления крупной индустрии, схема обогащения малой группы одних за счет большинства других — в противоречие с интересами и возможностями общества. Более высокой ступенью социально-экономических отношений станет социалистическая (общественная) формация, которая противопоставит капитализму направляемый единым планом всеобщий труд на общественную пользу.
Предпосылки к таким изменениям прослеживались уже в XIX веке как в тенденциях к синдицированию (объединению) капиталистических производств, так и в росте рабочего движения, отстаивающего свои права. Конец капитализма Маркс видел так: «Централизация средств производства и обобществление труда наконец достигают такого пункта, когда они становятся несовместимы с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют»
[15].
