«Священники только и живут поборами, берут с нас яйцами, шерстью, коноплями, и норовят, как бы почаще с молебнами походить за деньгами, умер - деньги, берет не сколько дашь, а сколько ему вздумается. А случится год голодный, он не станет ждать до хорошего года, а подавай ему последнее, а у самого 33 десятины земли, и грех бы было - хлебом-то брать, строй ему дом за свой же счет на последние крохи, не построишь и служить не станет. Выходит, что все эти люди живут на наш счет и на нашей шее, а нам от них толку никакого».
В разговорах о безбожной власти большевиков как-то забываются корни этой проблемы, забывается, что священнику в голодный год «грех бы было - хлебом-то брать», а брали. Сегодня многие удивляются – откуда в стране Советов взялось столько желающих рушить храмы, что сделали большевики с богобоязненной Россией? Это неверная постановка вопроса. С богобоязненной Россией так обошлись вовсе не большевики.
Отношение к войне – это отдельный вопрос в крестьянских приговорах и наказах. Официальная дореволюционная история представляла события 1905-1907 годов так: «Крамола вновь внесла смуту в русскую жизнь и причинила не мало вреда государству… И неблагоприятному для нас течению войны с Японией способствовала также предательская деятельность этих врагов родины: в то время, как наша доблестная армия в далекой Манчжурии проливала свою кровь, крамольники устраивали забастовки на тех заводах и фабриках, которые снабжали армию военными припасами, и затрудняли отправку на войну подкреплений и военных грузов. По окончании войны, смута усилилась и стала прорываться в разных местах открытыми бунтами, бессмысленным разорением усадеб и хозяйств землевладельцев. При этом крамольниками совершались возмутительные злодеяния и безчинства» [130].
И сегодня многие авторы с удовольствием цитируют этот официоз, направляя патриотический гнев на «кучку революционеров», устроивших смуту, желавших поражения России в то время, как русские солдаты проливали в Маньчжурии свою кровь. Реальность куда сложнее, квасным патриотизмом тут не отделаться, да и не было у крестьян – основного населения России – никакого патриотизма. Гораздо позже это понял Деникинн, записав в своих "Очерках русской смуты": "Увы, затуманенные громом и треском привычных патриотических фраз, расточаемых без конца по всему лицу земли русской, мы проглядели внутренний органический недостаток русского народа: недостаток патриотизма" [131].
Для народа это была чужая, непонятная война, принесшая им новые горести и беды.
В приговоре крестьян с. Гариали Суджанского уезда Курской губернии [132] читаем: «Тем только и дышим, что у соседей-помещиков землю в аренду снимаем. Хоть и дорого платим и трудно нам приходилось далеко от села работать, но с грехом пополам перебивались. А теперь и аренды не стало, а будет ли - не знаем. Поддерживали нас заработки, а теперь из-за войны и заработки пропали и дороже все стало, да и податей прибавилось».
«Выписали мы газету (у нас есть грамотные), - говорится в «приговоре-наказе» крестьян с. Казакова Арзамасского уезда Нижегородской губернии [133] - стали читать про войну, что там делается и что за люди японцы. Оказалось, что они хоть народ и маленький, а так нас поколотили, что долго-долго не забыть такого урока… И за все это придется платить нам крестьянину и рабочему люду, в виде разных налогов… Сколько легло наших солдат храбрецов в этой далекой Маньчжурии, сколько изувеченных вернутся домой? А сколько их томится в плену? Все это ляжет на крестьянскую шею».
В Прошении крестьян Хотебцовской волости Рузского уезда Московской губернии [134] называют и виновников войны и поражения: «Те же чиновники втянули нас в губительную войну с Японией, от которой для нас нет выгод, а одно только унижение. Много миллионов народных денег истрачено на войско и флот, а оказалось, что корабли наши и оружие хуже японских и солдаты безграмотны, оттого и не можем победить японцев».
В приговоре крестьян д. Вешки Новоторжского уезда Тверской губернии [135]
сказано: «Злополучная, губительная и разорительная война должна стать вопросом народным, для чего необходимо немедля собрать представителей от народа и сообщить таковым все сведения, касающиеся войны, тогда будет видно, продолжать ее или кончить путем мира».
О том же говорит приговор Прямухинского волостного схода [136]: «Настоящая гибельная для народа война начата по вине и желанию правящих чиновников без нашего согласия, и мы, крестьяне, не можем равнодушно переносить, как сотни тысяч наших братьев и миллиарды трудовых народных денег гибнут бесцельно и бесполезно на войне, и потому требуем немедленно созвать народных представителей, избранных на основании всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права, которым, представителям, предоставить право разрешения всех означенных нужд и заключения мира с врагом».
Не чувствовали крестьяне войну своей, не видели в ней смысла, четко разделяли себя и правящую верхушку – «гибельная для народа война начата по вине и желанию правящих чиновников». Да, крестьяне предлагали свою помощь в решении вопроса войны и мира – но не в качестве бессловесного скота и пушечного мяса, а в качестве народных представителей во власти и на переговорах.
Можно сколь угодно долго рассуждать об утопичности таких предложений, об абсурдности участия безграмотных крестьян в вопросах международной политики, но лучше подумать о тех причинах, по которым крестьяне к началу XX века считали чужой не только войну, но и страну царских чиновников. Почему разделяли Россию на свою и властную, включая в нее чиновников, полицию, казаков и т.д. О том, куда делся патриотизм, о котором писал официоз, и к которому до сих пор близоруко апеллируют современные сторонники «России, которую мы потеряли». Это очень важная тема для размышлений, тем более, что те же самые факторы сыграют значимую роль 9 лет спустя, с началом Первой мировой войны.
Глава 18. Война или реформы? Был ли у Столыпина шанс реформировать Россию?
Первая мировая война стала критическим испытанием российской государственности. Стена, которая пусть и худо, но сдерживала все эти годы внутренние противоречия, рухнула, похоронив под собой монархию, государственный строй и целостность Российской империи.
Многие предупреждали о грозящей опасности. Еще в 1905 году в письме к главнокомандующему русскими войсками в Манчжурии генералу Куропаткину С.Ю.Витте подчеркивал, что в ближайшие 20-25 лет России придется отказаться от активной внешней политики и заняться исключительно внутренними делами: "Мы не будем играть мировой роли – ну, с этим нужно помириться... Главное, внутреннее положение, если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство приобретений, сделанных в ХIХ столетии" [137].
"Дайте нам двадцать лет покоя внутреннего и внешнего, и я изменю Россию и реформирую ее", - говорил П.А.Столыпин в 1909 году в интервью саратовской газете "Волга" [138].
За несколько месяцев до начала войны бывший министр внутренних дел П.Дурново обратился к Николаю II. Он предупреждал, что война России с Германией может закончиться социальной революцией для обеих. По его словам, особую опасность представляло внутреннее положение России, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма [139].
