Мой приход в Церковь было связан с пониманием, что я попал в тупик, я начал ощущать тревогу. Мне было тогда 29 лет. Я впал в какое-то уныние, не хотелось ни работать, ни отдыхать, вообще ничего не хотелось делать. Я, конечно, продолжал работать, жить, но делал все как бы на автомате. При этом появилось ощущение, что это состояние – результат моих неправильных поступков, что многие неверные вещи, которые я постоянно совершал в своей жизни, накопившись, стали отравлять и разрушать душу.
Вместе с моим другом мы монтировали картину, я знал, что он верующий, и сказал ему:
– Знаешь, у меня есть острая потребность кому-то рассказать о своих ошибках…
– Это называется исповедь, – ответил он, – давай я познакомлю тебя со священником, ты все ему расскажешь.
Я приходил несколько раз, но не мог ничего сказать. С четвертой попытки я все-таки сумел исповедоваться. И священник, к которому я пришел, стал моим духовником. Тогда он был протопресвитером Георгием Гамрекели, сейчас он митрополит Руставский Иоанн. Я многих интересных людей в жизни встречал, но он оказался самым интересным человеком из всех, с которыми мне когда-либо доводилось общаться. Бог все устраивает премудро: возможно, встреча с необразованным священником тогда бы меня оттолкнула от Церкви. А я встретил необыкновенно эрудированного, мудрого человека, который великолепно разбирался не только в вопросах веры, религии, человеческой психологии, но и в науках, искусстве, литературе, даже в кино разбирался лучше многих кинематографистов. Он не давил на меня, аккуратно посоветовал несколько книг, чтобы лучше разобраться в том, что такое вера, Церковь.
Иоанн (Гамрекели), митрополит Руставский
Никогда не забуду свое первое причастие. Я исповедовался очень поздно, пришел домой и долго читал молитвы перед причастием, лег спать поздно ночью, а в пять утра проснулся от чувства неудержимой радости. Откуда она пришла? Последние четыре месяца меня мучила бессонница, я постоянно находился в подавленном состоянии. И вдруг такая необъяснимая радость, чувство уверенности и защищенности! Как в детстве, когда просыпаясь солнечным утром, понимаешь, что все хорошо – лето, каникулы, а мама готовит вкусный завтрак. Никогда не забуду этой радости, это утро перед первым причастием.
Леван: возвращение к жизни. Духовники
И с этого все началось: я начал регулярно ходить в церковь, соблюдать посты. И мои постоянные тревоги, которые, как казалось, никогда не пройдут, постепенно исчезли, мне снова захотелось заниматься своим делом. Одним словом, я вернулся к жизни, но вернулся каким-то другим. Я почувствовал, что отныне в этом неспокойном мире, где столько проблем, у меня появилась настоящая, неподвластная времени опора, надежное убежище, место, где я могу прийти в себя, набраться сил, найти ответы на любые, самые сложные жизненные вопросы. Хотя, конечно, не все происходило гладко, ничего не давалось без внутреннего сопротивления, борьбы, сомнений. Многое было очень трудно, но когда есть такой наставник, какой был у меня, все можно преодолеть.
Помню, что через какое-то время после того, как я начал ходить в церковь, я осознал, что придется многое поменять в жизни, от многого отказаться. Я испугался и сообщил о своих опасениях духовному отцу:
– Если я всего этого не буду делать, то просто потеряю себя!
– Ты не потеряешь, ты найдешь себя! Не бойся! – ответил отец Георгий.
Потом я жил в Америке, там посещал русский собор Святителя Николая в Нью-Йорке
[55], где познакомился с протоиереем Михаилом Капчицем. Это человек, которого я очень люблю, уважаю и которого тоже считаю своим духовником. Он очень многому меня научил. Мы сразу с ним сошлись, он очень интересный и глубокий человек, великолепный врач с большой практикой в Нью-Йорке. Он для меня пример того, каким должен быть священник, проповедник. Впоследствии его поставили настоятелем в Никольский храм города Байонн (штат Нью-Джерси), а в Нью-Йорке открыли грузинский приход, я стал ходить туда, но очень часто приезжал и к отцу Михаилу в Нью-Джерси. Там же я начал впервые прислуживать в алтаре.
Отец Михаил, по-моему, не пропускает ни одного церковного праздника. Приезжает после трудного рабочего дня из Нью-Йорка, служит ночные службы и следующим утром уезжает на работу. В Нью-Йорке с его ритмом жизни, пробками, расстояниями это нелегко делать. Иногда бывало, что в середине недели на таких службах присутствовало всего несколько человек, и даже мне приходилось со своим грузинским акцентом читать молитвы и Псалтирь на церковнославянском. Но эти службы и запомнились больше всего – долгие ночные бдения в старой деревянной русской церкви в Нью-Джерси. Шум ветра с улицы, мерцание свечей, всего несколько человек, матушка поет на клиросе, все по мере возможности ей помогают, а отец Михаил с особым усердием служит. Рядом огромный мегаполис со своей сверхнапряженной жизнью, а здесь покой, как будто время остановилось…
Потом я встретил Елисо. Мы венчались, в Нью-Йорке родился наш сын, а спустя некоторое время мы вернулись в Тбилиси. Я хотел, чтобы мой сын, мои дети выросли в Грузии, для нас это очень важно. К этому времени мой наставник отец Георгий уже принял монашеский постриг, его рукоположили в епископы, и он переехал в Рустави
[56]. Туда нам не всегда удавалось ездить на службы. Но потом все сложилось удачно: из Америки вернулся наш знакомый грузинский священник, протоиерей Михаил Попхадзе, которого вскоре назначили настоятелем Кашветской церкви святого Георгия
[57] на проспекте Руставели. Владыка Иоанн благословил нас посещать Кашветскую церковь, и с тех про это и есть наш приход.
