Бенкендорф сказал Грею, что «такая форма выбрана потому, что всякая другая повела бы к замедлениям, связанным с пересмотром договоров и с трудностями, которые могли бы проистечь из этого»
[364]. «Мы надеемся, — продолжал посол, — на возможность рассчитывать на согласие Англии и на ее поддержку в Константинополе и что, насколько я знаю, французское правительство благоприятно отнеслось к такой же просьбе, ответив, что русский проект о проливах встречает полное сочувствие со стороны французского правительства»
[365]. Грей выслушал посла с явным интересом и сразу же ответил, что готов поддержать в Константинополе проект Петербурга в том виде, в каком он был сформулирован в меморандуме от 5 (18) октября 1908 г. На указание Бенкендорфа, что нынешний проект совсем иной, Грей заявил, что «не может дать немедленного ответа, так как проект требует изучения с точки зрения договоров и должен быть внесен на рассмотрение кабинета»
[366].
Возможно, что Бенкендорф был прав, когда говорил, что Грей совершенно не был подготовлен к этому разговору. Британский министр, встревоженный тем, что Чарыков, согласно французским донесениям, заявлял о наличии поддержки со стороны Англии, попросил Лоутера точнее узнать характер предложений российского посла в Константинополе и установить, упоминается ли в них Великобритания.
Грея информировал британский поверенный в делах в Петербурге статс-секретарь О’Берни. Нератов заявил О’Берни, что он не считает настоящий момент подходящим для того, чтобы поднимать перед османским правительством вопрос о проходе через Дарданеллы. Даже если бы турки согласились, то никакое соглашение относительно Дарданелл не могло бы состояться без благожелательного отношения со стороны Англии и Франции
[367].
На следующий день, 11 (24) октября, Бенкендорф доверительно обсуждал с Никольсоном вопрос о Проливах. Российский посол пересказал помощнику статс-секретаря свою беседу с Греем и спросил его, что он об этом думает, на что Никольсон ответил, что «это чрезвычайно интересно, важно и дело само по себе очень хорошее»
[368]. Поэтому у Бенкендорфа зародилась вера в поддержку со стороны Англии.
12 (25) октября в личном письме Нератову Бенкендорф, не скрывая своей радости и веры в успех, писал: «Нисколько не сомневаюсь в том, что вопрос о проливах назрел. Поддержка Франции мне кажется вполне обеспеченной; ответ сэра Э. Грея также доказывает это, и я не думаю, чтобы мы могли ожидать чего-либо лучшего. Он все еще стоит на позиции 1908 г.; три года назад Грей назвал этот проект преждевременным, теперь он говорит, что готов действовать в указанном смысле, когда это нам будет удобно. Что касается новой формы, в которой мы представляем проект, то он оставляет за собой право рассмотреть ее, но он будет рассматривать ее сочувственно»
[369].
Бенкендорф полагал, что идея сближения Османской империи с Россией, а следовательно с Тройственным согласием, нравится Лондону. Однако посол указывает на одно затруднение, на которое и Камбон, и Никольсон обратили внимание, — Турция находится в состоянии войны с Италией, а предложение России несовместимо с российским нейтралитетом. «Россия предлагает Порте ручательство в неприкосновенности Проливов, ее столицы и фактически предлагает свой флот для защиты», — рассуждает Бенкендорф. Он задает вполне оправданный вопрос: «Совместим ли подобный договор с нейтралитетом?»
[370]
Между тем во внешней политике Турции намечалась ориентация на сближение с Тройственным согласием и возрастание интереса к позиции Англии. 10 (23) октября Чарыков сообщал Нератову, что, по-видимому, Саид-паша стремится сблизиться с одной группой держав, не разрывая и не обостряя отношений Турции с другой группой
[371]. Прекрасно понимая роль Англии в Тройственном согласии, Чарыков считал, что туркам было бы легче начать сближение с Лондоном, чем с Россией или Францией, а «для нас, если мы заблаговременно сговоримся с лондонским кабинетом, хотя бы с обещанной французской поддержкой, такое сближение может лишь облегчить предстоящие с Турцией переговоры»
[372].
15 (28) октября Чарыков доносит Нератову, что великий визирь выразил французскому послу в туманной форме свои пожелания сближения с Британией и Францией. Саид-паша между прочим сказал: «Мы, конечно, можем бороться при теперешней обстановке, однако, будь у нас флот, Италия уступила бы тотчас. У нас нет флота, но флот имеется у других держав, например, у Франции и Англии. Если бы эти державы установили соглашение с нами, то образовались бы такие внушительные силы, что к нашему соглашению примкнула бы и Италия»
[373]. Вслед за этим, 31 октября, последовало официальное турецкое предложение о союзе с Англией. Турецкий посол в Лондоне Тевфик-паша предложил от имени своего правительства Э. Грею вступить в переговоры между Турцией и Великобританией. «Мы готовы вступить в переговоры о союзе с одной Англией или принять участие в соглашениях, которые сейчас существуют между Англией и другими державами»
[374].
Основным мотивом этого внезапного выступления в Лондоне было стремление получить от Британии поддержку в борьбе против Италии, чтобы сохранить турецкое владычество в Триполи. Несмотря на существующие англо-русские противоречия на Ближнем Востоке, Грей отклонил турецкое предложение, сославшись на нейтралитет Англии в итало-турецкой войне.
2 ноября Грей передал Тевфик-паше ответ британского правительства, в котором говорилось, что оно не может начать переговоры об установлении союза, так как это несовместимо с его нейтралитетом в триполитанской войне
[375]. При этом турецкая дипломатия рассчитывала на то, что возражение Форин оффис приведет русские планы в отношении Проливов к провалу. Именно поэтому Турция неоднократно намекала Британии об опасности русских планов в Проливах для ее интересов. Турецкий посол в Лондоне даже спросил Грея, «не считает ли министр иностранных дел, что интересы Англии затрагиваются теми преимуществами, которые Россия хотела бы получить, заключив новое соглашение относительно режима проливов»
[376].
