15 (28) ноября 1906 г. в Лондоне во время беседы советника российского посольства С. А. Поклевского-Козелла с Гардингом впервые был поднят вопрос о Проливах. По окончании беседы Гардинг сообщил в Петербург Никольсону, что во время обсуждения азиатских проблем советник российского посольства заявил, что общественное мнение России уже начинает требовать расширения программы переговоров с Лондоном, включения в нее вопросов Ближнего и Дальнего Востока и, в частности, вопроса о пропуске русских военных кораблей через Дарданеллы. Гардинг сразу же заверил советника в том, что британское правительство будет радо рассмотреть любое предложение России о Проливах, исходящее из Петербурга
[54].
Британская дипломатия правильно расценила внутреннюю обстановку в России и международную ситуацию, которая не позволяла Петербургу проявлять активность и формулировать свои предложения о Проливах. Грей тогда же писал Никольсону, что «сейчас Извольскому невыгодно поднимать вопрос о Проливах»
[55]. Действительно, осенью 1906 г. Извольский ничего не предпринял дня того, чтобы закрепить и развить результат обмена мнениями о Проливах. Сама идея постановки вопроса о Проливах осенью 1906 г. принадлежала не Извольскому, а послу в Лондоне Бенкендорфу и Поклевскому-Козеллу. Как русские, так и зарубежные источники подтверждают, что Поклевский был не только своим человеком в Форин оффис, но и поддерживал самые тесные отношения с Эдуардом VII. Из письма Поклевского Извольскому, написанного в день беседы с Гардингом, становится ясным, что советник посольства поднял важнейший вопрос о Проливах не по указанию министра, а лишь на основании устного поручения Бенкендорфа, действовавшего по собственной инициативе
[56]. В сложившейся международной ситуации являлось большим риском включать вопрос о Проливах в программу англо-русских переговоров.
В начале 1907 г. в переговорах о конвенции наступил решающий момент. Настало время России и Британии определить характер уступок сторон по существу, а также характер самого соглашения, и тогда русская дипломатия по собственной инициативе поставила вопрос о Проливах, чтобы выяснить действительную позицию Лондона в этом вопросе
[57]. Форин оффис сформулировал свои пожелания по всем разделам намечаемого соглашения, и соответствующие проекты были переданы Извольскому. В Лондоне с нетерпением ожидали ответа русского правительства. Продвижению переговоров способствовал приезд в январе в Петербург Бенкендорфа. Посол принял активное участие в обсуждениях проектов соглашений на особом совещании, которое состоялось 1 (14) февраля 1907 г. под председательством Извольского «По вопросу о соглашении с Англией на почве персидских дел в связи с вопросом о Багдадской железной дороге»
[58].
Совещание приняло принцип разграничения сфер влияния как единственную возможную основу для соглашения с великобританским правительством
[59]. Российский министр иностранных дел, открывая совещание, подчеркнул, что «соглашение с Англией может принести ожидаемые от него результаты и предупредить возможность международных осложнений лишь в том случае, если не вызовет возражений со стороны третьих держав, прежде всего, конечно, Германии, которая, как показали марокканские события, весьма ревниво относится к заключаемым без ее ведома соглашениям, могущим в чем-либо затронуть ее положение как мировой державы»
[60].
На совещании обсуждались три вопроса: «1) о приемлемости принципа соглашения с Англией на основе раздела сфер влияния в Иране; 2) конкретную схему этого раздела; 3) о соглашении с Германией по Багдадской железной дороге»
[61].
Участники совещания старались учитывать интересы Германии в Персии. Министр финансов В. Н. Коковцов указал на существование германских интересов в Персии, а также высказался против участия России в предприятии Багдадской железной дороги. Однако, реально оценивая финансовую и политическую ситуацию в России, он отметил, что «не в нашей власти помешать постройке Багдадской железной дороги или даже серьезно задержать ее»
[62]. Представители военного ведомства и Генерального штаба также единодушно констатировали «невыгодное для России значение со стратегической точки зрения предприятия Багдадской железной дороги и установили, что преимущества, получаемые от нее Турцией, могут быть уравновешены только развитием и улучшением нашей кавказской железнодорожной сети и усилением состава войск в пограничном районе»
[63]. В итоге совещание установило, что было бы желательно договориться с Англией и Германией по вопросу о Багдадской железной дороге.
Далее совещание перешло к детальному рассмотрению британского проекта соглашения по персидским делам. Проект состоял из преамбулы и двух статей. Текст преамбулы вошел в окончательную редакцию конвенции. В ней фиксировалось обязательство «уважать целость и независимость Персии» и признавать одинаковые права всех наций в торговле и промышленности. В ней также устанавливался общий принцип, который должен был служить обоснованием границ сфер влияния. Таковым являлась пограничная смежность северных провинций Персии для России, а для Англии — пограничная смежность с Афганистаном и Белуджистаном. В тексте конвенции почти без изменений говорилось о взаимных обязательствах предоставлять друг другу полную свободу действий в определенных границах. Во второй статье проекта указывались границы британской сферы, которая начиналась у афганской границы, шла через Газик, Бирджанд, Керманшах, Бендер-Аббас и по границе Афганистана и Белуджистана
[64]. О границах российской зоны совещанию были предложены два проекта линии разграничения сфер влияния. По проекту министра финансов Коковцова, эта линия должна была идти от Касри-Ширин на Хамадан, Тегеран, Мешед, Гаудан. Начальник Главного управления генерального штаба Ф. Ф. Палицын исходил из того, что Англия за уступки в Афганистане и Сеистане, которые имели для англо-индийского командования стратегическое значение, должна отодвинуть разграничительную линию на юг. Предложенная им граница шла от Касри-Ширин на Исфаган, южнее Керманшаха, через Йезд, Хакк до афганской границы у местечка Кусан.
