Эту традицию отношения к власти унаследовал и Рим, преклонявшийся перед греческой культурой. Традиция сакральности власти тянулась еще со времен республики, полномочия магистров вручались на основании «священного закона» и были связаны с религией. Священный характер имела сама личность народного трибуна, которая становилась неприкосновенной (Плутарх. Биография Тиберия Гракха). Консульский империй также имел сакральный смысл, консулы могли совершать ауспиции (гадания по поведению птиц). Для римлянина культ императора являлся исключительно важным, более важным культом, чем культ Юпитера, ведь можно было не поклоняться Юпитеру, Гере, Астарте или Ваалу, но не отдать должное императору, как воплощению государственной власти, было равносильно бунту. Это ярко видно в письмах Плиния Младшего, где поклонение изображениям императоров стало проверкой лояльности Риму (Письма. X. 96, 97). Можно провести аналогию с почитанием современных символов государства - таких, как флаг и герб. Флавий пишет, что отказ иудеев поставить статуи Калигуле в Храме был расценен как бунт. Таков смысл вопроса Петрония: «Так вы в таком случае хотите вести войну с императором?» (Flav.Jos. Bel. lud. X. 4).
Характерны надписи в честь Юлия Цезаря в Малой Азии. Цезарь назван «евергетом (благодетелем) эллинов», «спасителем эллинов» и даже «непобедимым богом». Светоний (лат.Gaius Suetonius Tranquillus) пишет, что после смерти Цезарь был сопричтен к богам, не только словами указов, но и «убеждением толпы» (Suet.Jul. 88). Цезарь официально именовался Divus - божественный. Поскольку Юлий Цезарь объявлен богом, то Август Октавиан автоматически становился «сыном божьим», и о его божественном происхождении начинают ходить легенды. Титул «сына божества» является легитимным именованием Октавиана Августа: Imperator Caesar Divi filius Augustus, что значит «Император, сын Божественного Цезаря». Было принято клясться гением Августа, «гениями» именовались персональные духи-покровители, но «гений Августа» был объявлен равным божествам. Святилища Августа, с его разрешения, были воздвигнуты уже в 27 г. до н. э. в Пергаме и Никомедии, а в надписи из города Приены Август прямо назван богом. День его рождения провозглашен началом «благовестий» - то есть евангелий в греческом тексте. Аналогично евангелием был назван не только факт рождения Августа, но и его победа над Антонием, как гласит надпись из малоазийского города Апамея, в других местах он прямо назван «спасителем всего рода человеческого».
В Анналах Тацита (IV. 6) написано, что Тиберий(лат.Tiberius Caesar Augustus) наказал город Кизик за неподобающее совершение священнодействий во имя божественного Августа. После этого тот же Кизик провозгласил Тиберия «величайшим из богов». А вот как описывает Гай Светоний Транквилл отношение кесаря Калигулы к своей персоне: «Палатинский дворец он продолжил до самого форума, а храм Кастора и Поллукса превратил в его прихожую и часто стоял там между статуями близнецов, принимая божеские почести от посетителей; и некоторые величали его Юпитером Латинским. Мало того, он посвятил своему божеству особый храм, назначил жрецов, установил изысканнейшие жертвы. В храме он поставил свое изваяние в полный рост и облачил его в собственные одежды. Должность главного жреца отправляли поочередно самые богатые граждане, соперничая из-за нее и торгуясь. Жертвами были павлины, фламинго, тетерева, цесарки, фазаны, - для каждого дня своя порода. По ночам, когда сияла полная луна, он неустанно звал ее к себе в объятья и на ложе, а днем разговаривал наедине с Юпитером Капитолийским: иногда шепотом, то наклоняясь к его уху, то подставляя ему свое, а иногда громко и даже сердито. Так, однажды слышали его угрожающие слова: - Ты подними меня, или же я тебя. потом он рассказывал, что бог, наконец, его умилостивил и даже сам пригласил жить вместе с ним».
Чуть позже, когда культ императора достиг апогея, к титулу императора стандартно прибавлялось Сотер («спаситель»), Евергет («благодетель») или Космократор, как, например, в случае с Адрианом и Антонинами. Даже Иисусов дар целителя приписывался римским кесарям. Так, Тацит и Светоний сообщают, что Веспасиан после провозглашения его императором, будучи в Египте, исцелил слепого помазанием своей слюны и хромого прикосновением(Тацит.История: Жизнеописания двенадцати цезарей (Vita divi Vespasiani).
Для римлянина светская и политическая власть неразделима с религией, и именно обожествление императора становится формой идеологической легитимизации их власти. В связи с этим Пилат понял слова Иисуса сообразно представлениям своего мира. Имена и эпитеты, даваемые Иисусу адептами, были весьма созвучны или полностью совпадали с эпитетами, коими римляне награждали императоров и вызывали у них недвусмысленные ассоциации. Для Пилата признание обвиняемого в претензии на божественную природу власти, наряду с претензией на светскую власть, - это не оправдание, а только дополнительный аргумент для осуждения. Он трактуется как покушение подсудимого еще и на сакральную, божественную власть императора, что является дополнительным доказательством бунта против божественного кесаря.
Если бы Иисус хотел оправдаться, то Ему следовало бы сказать, что Он признает высшую власть римского кесаря над народом Израиля, что не вел никаких подрывных действий против оккупантов, не провоцировал мятеж, не агитировал за восстание, не проповедовал свободу. Но Иисус сознательно этого не сделал. Или факты, доказывающие обратное, были очевидны, или Он не считал нужным оспаривать обвинение.
Вывод римского наместника был очевиден - бичевание и распятие.
Перенос вины
Очень странным, в исполнении иерусалимской толпы, является вопль: «Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф., 27: 25). Данный эпизод более чем сомнителен с исторической точки зрения и отражает, вероятно, субъективное антисемитское настроение автора интерполяции, его желание возложить всю вину на иудеев. Такое заклинание было в Израиле обычной формулой, требуемой от свидетелей на суде, по делу, где предполагался смертный приговор. Свидетелю как бы давали понять, что ответственность за показания и, как следствие, за кровь обвиняемого будет на нем и на его детях - пред очами Бога! Но такую клятву дает конкретный свидетель по делу, и нет смысла в том, чтобы толпа посторонних, хором, вопила подобное. Ведь в основе иудейского правосознания лежал боговдохновенный и поэтому неоспоримый источник - Святое Писание, в котором однозначно оговорено запрещение обвинения на основании кровного родства: «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление» (Втор., 24: 16). А также это подтверждено у пророков: «Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается» (Иез., 18: 20).
Желание автора эпизода вменить в вину всем иудеям смерть Иисуса безосновательно, поскольку о ней все иудеи не могли даже знать. Двор крепости Антония, на основании археологических раскопок, был невелик и мог вместить не более 3 тысяч человек, включая римскую стражу. А это жалкий процент от людей, находившихся в Иерусалиме во время той Пасхи, включая толпы паломников. Жители других городов иудейской земли не имели понятия о суде, не говоря уже о жителях диаспоры: Вавилонии, Египта (около миллиона), Малой Азии, Греции, Рима и т. д. От количества иудеев, живших в то время в ойкумене, пара тысяч коллаборационистов и их пособников, кучка пьяных зевак (якобы вставших после праздничного стола) - это совсем ничтожная доля. Сирийский историк Иоханан (Грегориус) Бар-Хебреус (1226-1286) приводит данные переписи, проведенной якобы при императоре Клавдии в 48 г. н. э., согласно которой еврейское население Римской империи составляло не менее 6 миллионов 944 тысяч человек. Кроме того, логично предположить, что значительную часть кричащих зевак на площади претория составляли не иудеи, поскольку последние находились в своих домах и были заняты пасхальными приготовлениями. То, что среди жителей Иерусалима и паломников было много Его сторонников, которых никак нельзя обвинять в смерти Иисуса, говорят и Евангелия: «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем» (Лк., 23: 27). «И весь народ, сшедшийся на сие зрелище, видя происходившее, возвращался, бия себя в грудь» (Лк., 23: 48). Этот рассказ Луки более логично продолжает описание иерусалимского сценария, по которому евреи были на Его стороне, и первосвященники не осмеливались арестовать Иисуса на глазах у всех, так как «боялись народа». О какой же поголовной вине всех иудеев может идти речь?! И уже полнейшим абсурдом предстает обвинение со стороны разнообразных христианских церквей в адрес потомков иудеев, живших спустя века и тысячелетия после описанных событий. С таким же успехом многочисленные чернокожие адепты американских баптистов могут выдвинуть лозунг: «Белые убили Христа, бей белых!» С теми же основаниями можно сказать, что русские убили Александра II, а индусы убили Махатму Ганди.
