От неожиданности я подпрыгиваю и, развернувшись, вижу мистера Хейза, стоящего в дверях в одних клетчатых трусах-шортах. Ничего не могу с собой поделать: я пялюсь на его грудь. Мужику почти пятьдесят, он страдает от рассеянного склероза, и при этом у него шесть кубиков! Я впечатлен. Наверное, это объясняет то, как ему удалось захомутать красавицу модель и маму Элли. Черт, внезапно меня осеняет, что если папа Элли выглядит так в свои годы, то у нее имеются определенные ожидания. Мне придется не вылезать из тренажерного зала до конца своих дней.
Видя мой непонимающий взгляд, мистер Хейз показывает на флакон в моей руке.
– Моя жена… мама Эй-Джей… у нее был друг во Франции, какой-то футы-нуты-дизайнер, с которым она как-то работала. Он знал парфюмера… Их ведь так называют? Парфюмерами?
– Понятия не имею, сэр.
– Да и ладно. Короче говоря, однажды тот дизайнер подарил Еве духи, сделанные специально для нее. Эй-Джей чуть не позеленела от зависти, так что на ее двенадцатый день рождения Ева сказала ей, что закажет специальные духи и для нее тоже. Тогда моя жена уже была больна, по-настоящему больна, и она делала все, только бы Эй-Джей была счастлива. Она спросила у Эй-Джей, какой аромат ей хочется, и Эй-Джей ответила… – он фыркает от смеха, – «клубника и розы».
Я тоже смеюсь, потому что теперь становится понятно, почему я никак не мог разгадать этот запах. Розы и клубника. Совершенно разные ароматы, которые каким-то образом заиграли, когда их соединили вместе. Стали Элли.
– Ева заказала шесть флаконов. По-моему, Эй-Джей уже использовала три. Но точно не уверен. Она очень экономно их расходует. Наверное, не хочет, чтобы духи заканчивались.
– Значит, у Элли есть французские духи, созданные специально для нее? Круто, ничего не скажешь.
Мистер Хейз пожимает плечами.
– Ева проводила во Франции много времени. Бегло говорила по-французски. Она всегда хотела, чтобы Эй-Джей выучила его, но Эй-Джей было неинтересно.
У меня сжимается сердце.
– Зато ей интересно это сейчас.
Мистер Хейз кажется удивленным.
– Правда?
Я киваю.
– Она пытается выучить его самостоятельно и смотрит одну французскую мыльную оперу.
Мистер Хейз ухмыляется.
– Я посмотрел с ней два сезона. – Я печально вздыхаю. – Этот сериал не так уж плох.
Отец Элли начинает хохотать раскатистым, глубоким смехом, от которого его голубые глаза тоже начинают светиться.
– Ты тоже не так уж плох, красавчик, – говорит он и выходит из комнаты.
* * *
Элли
Когда в воскресенье вечером Дин входит в свою комнату, я уже жду его там. Мы могли бы встретиться в аэропорту, но он оставил свою машину на парковке и вернулся из Бостона сам.
Когда он замечает меня, взгляд его зеленых глаз тут же смягчается.
– Привет.
– Привет.
Я быстро встаю, но ни один из нас не двигается навстречу друг другу. Нас разделяют пять шагов.
Это расстояние невыносимо.
Сдавленно простонав, я бросаюсь к нему, и Дин с легкостью ловит меня в свои объятия, его большие руки ложатся на мою талию и притягивают меня ближе. Я утыкаюсь лицом в его грудь и шепчу:
– Спасибо, что проверил, как он.
– Пожалуйста.
Я чувствую, как его пальцы играют с моими волосами. Потом он запрокидывает мою голову, заставляя посмотреть ему в глаза.
– С ним все хорошо, детка. Клянусь. По-моему, он позвонил в скорую из предосторожности. У него немного побаливает запястье, но только и всего. С твоим папой все отлично.
Я уже слышала все это по телефону и от Дина, и от папы. Но уверенность в голосе Дина – то самое подтверждение, которого мне не хватало. От облегчения я прижимаюсь к нему еще сильнее.
Его губы касаются моего виска. Потом он делает глубокий вдох, как будто вдыхает запах моих волос.
– Я скучал по тебе, – шепчет Дин.
– Я тоже по тебе скучала. – Проглотив ком в горле, я отстраняюсь от него и встречаюсь с ним взглядом. – Мне больше не нужно быть одной.
На его губах появляется легкая улыбка.
– Слава яйцам! – Дин плюхается на край кровати и притягивает меня к себе на колени. – Эти недели я с ума сходил без тебя.
– Я знаю. Но эта разлука пошла мне на пользу. Мне нужно было посмотреть со стороны на свою жизнь, на себя. На саму себя, а не на себя в отношениях. Мне нужно было узнать, могу ли я быть одна.
– И ты можешь?
– Да. – Я провожу пальцами по темной щетине на его бесподобном подбородке. – Но я не хочу быть одна. Я хочу быть с тобой.
Он целует меня. Нежно и сладко, без языка. Его губы ласкают мои снова и снова, до тех пор, пока я не начинаю стонать, требуя большего. Но как только я приоткрываю рот, чтобы впустить его язык, Дин отстраняется.
– Уэллси сказала, что ты хочешь отклонить предложение Fox. – В его голосе слышится упрек.
– Р-р-р. Ну что всем за дело до этого? – Я вздыхаю. – Я еще не приняла окончательного решения.
– Но ты подумываешь о том, чтобы отклонить его.
Помедлив, я киваю.
Теперь его очередь вздыхать.
– Я знаю, почему ты хочешь так сделать, детка, и мне очень жаль, но я тебе не позволю.
В мгновение ока Дин пересаживает меня со своих колен на матрас. Затем подходит к своей куртке, залезает в один из карманов и достает конверт.
О нет! Дурацкие инопланетяне снова устраивают мне дежавю.
Дин вкладывает конверт в мою руку и говорит:
– Открой.
Я молча открываю – и да, опять та же фигня, которую пытался впарить мне Шон. Два билета на самолет до Лос-Анджелеса. Сколько можно? Все парни думают одинаково или что? А может, это коллективное сознание заставляет их делать одни и те же глупости?
– Ты со мной не полетишь, – сообщаю я Дину.
Похоже, он удивлен.
– Я отказываюсь от роли не потому, что не хочу быть вдалеке от тебя. Я…
– Второй билет не для меня.
– …отказываюсь, потому что… Погоди, что?
– Второй билет не для меня, – объясняет Дин. – А для твоего отца. Я знаю, что ты не хочешь быть вдалеке от него. Вот я и решил: вместо того, чтобы предавать свою мечту и остаться на восточном побережье, ты исполнишь ее, а он отправится с тобой на западное побережье.
Дин пожимает плечами.
– Я уже поделился с ним этой идеей, и он только «за». Сказал, что начнет искать жилье, как только ты скомандуешь.
Я… в шоке. Невозможно не вспомнить наш с Шоном разговор в кофейне, когда он настойчиво требовал улететь со мной. И вот теперь Дин предлагает мне лететь без него.
