Я понял, что ремесло юмориста не должно ограничиваться обращениями к населению всей страны, как у Джонни Карсона. Мнимые импровизации Стива Мартина обладали неповторимым стилем.
Одно его выступление особенно меня поразило, поскольку показывало самую суть комического жанра. В нем он сделал упор на подспудное ощущение, что наше общество расколото надвое — кто-то допущен к тайным знаниям, а кто-то нет. Так вот, Стив Мартин начал выступление притворно-интимным тоном: «Помните, как взорвалась наша планета и нам пришлось перебраться сюда на огромном космическом ковчеге? Помните, правительство решило ничего не говорить глупым обывателям, поскольку боялось, что…» — и небольшая пауза, буквально миг, и наконец публика улавливает соль и начинает хохотать. Это было блестяще. Оказывается, все мы, все зрители, — те самые глупые обыватели, не допущенные к тайным знаниям. Засеките время: полная перемена точки зрения за двенадцать с половиной секунд. Неплохо!
Во всех этих примерах юмористического стиля я вижу кое-что общее. Все они играют с точкой зрения «изнутри» и «снаружи» и тем самым создают ощущение сопричастности. В них нет жестокости, когда постоянно высмеивают какого-то одного вечного чужака, поскольку комик заставляет зрителей почувствовать себя и на той и на другой стороне: иногда мы все чужаки, а иногда — посвященные. Это движение туда-сюда под руководством умелого артиста способно показать зрителям одну и ту же проблему под разными углами и слегка встряхнуть публику. Стив Мартин не знает себе равных в умении переключаться с якобы-высокомерия на якобы-смирение, ведя за собой зрителей.
Когда мой отец был в лагере военнопленных, то ничего не мог изменить, однако они с товарищами были группой посвященных, которые знали, что значит слово «беспременно».
Способность свободно перемещаться между двумя полюсами — посвященные и чужаки — позволяет увидеть мир сразу с нескольких ракурсов и, следовательно, разглядеть куда больше.
С того момента, как Дейв показал мне видеозапись Стива Мартина, во мне началась яростная борьба инженера с комиком. Она продолжалась все первые годы моей карьеры. Но поскольку физика, техника и инженерное дело — это чудесно, я любил свою работу. Любил смотреть, как детали разных размеров, идеально подогнанные друг к другу, сливаются в экстазе (ладно вам, я же говорю про технику, да-да, про детали из металла и пластика, а вы что подумали?), чувствовать, как чертеж в моих руках обретает форму. Работать за длинной чертежной доской, придумывать чудесные механизмы — это особое искусство, точное, изысканное, прекрасное на вид и на ощупь. Дело было в 1978 году, я был совсем молод и мечтал нести миру добро. Меня восхищали коллеги, способные представить себе и спроектировать элегантные сцепления — механизмы, соединяющие панель управления в кабине пилота с подвижными рулевыми поверхностями самолета. Знаете ли вы, что управлять «Боингом-737» можно, даже если откажут оба двигателя? Сцепления позволяют пилоту задействовать энергию движения воздуха, чтобы двигать рулевые поверхности, которые, в свою очередь, направляют самолет. Кто откажется быть среди тех, кто обдумывает подобные устройства?
Техника и комедийный стенд-ап, два величайших ботанских искусства, сражались за мое время и внимание. Стив Мартин добился потрясающего успеха. Он выпускал платиновые альбомы. Один был настолько популярен, что компания «Уорнер Бразерс» учредила конкурс двойников Стива Мартина. Мои новые друзья из Сиэтла волей-неволей знали все о моем страстном увлечении… ну хорошо, о моем пристальном интересе к таланту «Дикого и бешеного» (так называется один из альбомов Стива Мартина). Думаю, им в общем и целом нравилось меня слушать, поскольку они уговорили меня поучаствовать в конкурсе двойников. Я отправился в легендарный магазин «Пичез Рикордс энд Тейпс» и записался (дело было в эпоху виниловых пластинок). Довольно скоро я отправился в один ночной клуб в Монтане (он давным-давно сгорел), где конкурсанты выступали с номерами в стиле Стива (я зову его просто Стив). Я тоже выступил — и выиграл. И оглянулся не успел, как приветливые ребята из «Уорнер Бразерс» уже отправили меня на юг, в Сан-Франциско, где моими соперниками были актеры с куда более солидным сценическим опытом, и я не прошел отбор. Тем не менее меня заметили. Я совершенно уверен, что не писал бы сейчас эту книгу и не стал бы «Человеком-наукой», если бы не удивительное духовное родство с гением Стива Мартина.
После моего скромного успеха в роли подражателя различные импресарио просили меня изобразить Стива Мартина на всяких праздниках и корпоративах. Несколько раз я их послушался, и у меня получилось вполне прилично, но не более того. А я хотел стать независимым юмористом и вести свою программу, сочинять свои шутки и слышать лично заслуженный зрительский смех. И не оставлял попыток. Чтобы сориентироваться, я ходил на вечера самодеятельности в клубы юмористов, где каждый желающий может выступить со своим материалом. Иногда мне случалось вызвать искренний хохот, и это было как наркотик. Благодаря стремительному распространению кабельного телевидения во всех крупных городах в США и Канаде появилось как минимум один-два телевизионных клуба юмористов. Стандартный формат такой передачи — три участника: конферансье, который разогревает публику, потом комик второго плана, которого так и называют «второй», и, наконец, приглашенная звезда. Я мечтал быть комиком второго плана. Я приходил домой с работы (где я чертил чертежи, составлял техническую документацию или проектировал что-то на компьютере) и тут же ложился спать. Потом примерно в половине восьмого вечера вставал и мчался в клуб юмористов.
Там-то я и познакомился с Россом Шафером, бывшим владельцем комбинированного зоо-музыкального магазинчика, который в конце концов стал вести несколько программ по местному кабельному телевидению вместе с напарником — комиком Джоном Кейстером. И они перевернули мою жизнь. Года через два мы стали сотрудничать. На одной местной телестанции KING-TV работал Боб Джонс, обязанностью которого было распределять время выхода программ. И так получилось, что Боб нанял Росса вести программу под названием «Кривой эфир», где Джон изображал независимого корреспондента. А Джон пригласил меня сыграть сумасшедшего в скетче, где Росса похищают. Как видно, я достаточно смешно изобразил психа во вьетнамской шляпе из коктейльных трубочек. У меня понемногу развивалось собственное чувство нелепого.
Так или иначе, Росс и Джон не упускали меня из виду довольно долго, и в конце концов я набрался достаточно храбрости, чтобы уволиться из аэрокосмической отрасли. Дело было третьего октября 1986 года или около того. Точно, именно тогда все и случилось. В банке у меня было 5000 долларов. Я подсчитал, что этого хватит на полгода, даже если я не заработаю за это время ни цента. Мне нужно было выплачивать недорогую ипотеку — ну и так далее. Но мне казалось, что надо рискнуть. Думаю, мои друзья сочли мое решение странноватым, однако поддерживали меня как могли. Если мне не очень хорошо удавалось смешить публику во время сета (так называется время на сцене), они огорчались. А такое случалось… гм… не раз. И не два. В личных беседах они всячески хвалили меня за то, что я следую призванию, однако советовали все же окучивать всю поляну. То есть на всякий случай не забывать, что я инженер. И я послушался их совета.
