В моем случае одно дело — получить удар током. И совсем другое — получить сотни ударов током на протяжении одного долгого съемочного дня, дубль за дублем.
Зато после всех трудов и неудобств мы сняли выпуск как положено. Показали слипающиеся шарики. Показали, как действует громоотвод. И ничего не подделали. Труднее ли снять все опыты со статическим электричеством вживую, а не брызгать клеем на все подряд? С практической точки зрения — да, труднее. Но с точки зрения истины и смысла — конечно нет. Я убежден, что в результате наша передача обрела подлинность, за которую зрители так любят ее и ценят. И тем больше ее любят и ценят мои обожаемые коллеги — популяризаторы науки.
Точно так же все мы должны оберегать подлинность в собственной жизни и быть всегда готовыми ее отстаивать. Наверняка вам встретятся люди, которые захотят, чтобы все было сделано как можно быстрее, и ради этого будут готовы срезать углы. Ведь многие торопятся поскорее покинуть нижний уровень перевернутой пирамиды проекта и зачастую готовы принести в жертву общую истинность и неподдельность проекта или продукта. «Многие» — это в том числе и я. Ручаюсь, что и вы.
Всячески рекомендую в таких случаях вспомнить о честности и принципиальности ботанской культуры. Всегда кажется, что в краткосрочной перспективе быстрее и вроде бы даже проще что-то подделать — да, это так, только лучше от того не станет. Не исключено, что вы столкнетесь с непреодолимыми сложностями на полпути и придется начинать сначала. Хуже того, вы рискуете дойти до самого конца и обнаружить, что создали «Форд-Пинто», нечто куда более серьезное и опасное, чем жульничество при опыте со статическим электричеством, однако порожденное все тем же желанием: лишь бы получить результат, лишь бы не ждать. В обоих случаях вы только сами себя обманываете. А стремление к истинности заставляет понять свою идею, свой замысел до конца, искать оптимальные решения любой задачи, вставшей перед вами. Оно поощряет новаторские методы и помогает распознать жульничество и подделки в окружающем мире. Обратите внимание, что истинность и неподдельность — неотъемлемые условия научного процесса, по крайней мере, там, где он правильно организован. Великая сила научного метода в том и состоит, что он требует подтверждать гипотезу данными. Считайте это кодексом чести ботанов. Жульничество в науке иногда ненадолго сходит с рук, но в конечном итоге тайное всегда становится явным. Пожалуй, самое знаменитое мошенничество в истории — это «Пилтдаунский человек», якобы недостающее звено между людьми и обезьянами, «обнаруженное» в 1912 году. Некоторое время его считали самым настоящим биологическим видом, хотя некоторые ученые засомневались с самого начала, а затем расследование, продлившееся много лет, последовательно доказало, что останки — подделка. А совсем недавно мы стали свидетелями еще одного очень опасного случая научного мошенничества: я говорю о статье, где якобы доказывалась связь между прививками и аутизмом, которую опубликовал британский ученый-медик Эндрю Уэйкфилд. Другие ученые не смогли воспроизвести его результаты и заподозрили неладное, а впоследствии оказалось, что Уэйкфилд подделал данные. Статью отозвали, а Уэйкфилду запретили вести медицинскую практику в Великобритании, однако его лживые заявления до сих пор льют масло в огонь антипрививочного движения. Чем упорнее стремишься к истине, тем легче почуять подделку, и невинную, и потенциально смертоносную.
Польза кристальной честности ботанов наукой не ограничивается. Вспомните своих друзей, которые с вами прямы и откровенны. Не их ли вы считаете самыми близкими? Вспомните своих сотрудников, которым вы сразу верите. Не с ними ли вам приятнее всего работать, а все потому, что вы убеждены, что они сделают свое дело как надо? Когда следуешь кодексу чести ботанов, жизнь становится легче и приятнее. Не то чтобы ботаны не подвержены двуличию и лицемерию (ах, если бы!), просто в стране неподдельности ко всему такому относятся нетолерантно. Я изо всех сил стараюсь оставаться в зоне истины и вижу в этом источник ежедневного облегчения. Ведь с инженерной точки зрения все проще простого: не говори и не показывай ничего, если не уверен, что это истинно! Признаюсь, что и я склонен преувеличивать, особенно если мне очень-очень хочется, чтобы преувеличение было правдой. Но я стараюсь, как могу, не отрываться от действительности и почаще напоминать себе, что самое восхитительное — это когда ты работаешь в рамках, заданных реальностью, и получаешь чудесные результаты.
Когда мы снимали первый сезон программы «Билл Най, Человек-физика» для канала «Дисней», то на несколько дней опоздали с отправкой отснятого материала техникам из «Диснея» в Калифорнию. Компания отправила в нашу студию в Сиэтле двух сотрудников в солидных костюмах, чтобы выяснить причину задержки. Они пришли к нам в павильон, оборудованный в складском здании у побережья, и тут же возомнили, что им все ясно. И с плохо скрытой снисходительностью спросили: «Ребята, а зачем вам такой высоченный кирпичный задник?»
Я не сразу понял, что им не понравилось. А потом сообразил, что эти высокопоставленные телевизионщики привыкли к голливудским съемочным павильонам, где все декорации и оборудование состоят из готовых блоков и их легко разбирать и применять потом где-то еще. А тут они смотрели на оборудование «Лабораторий Ная», занимавшее два этажа, и не могли понять, зачем мы потратили столько времени и денег на изготовление бутафорской кирпичной стены. В конце концов мне удалось им втолковать, что мы не делали никаких дорогущих «кирпичных задников», а снимаем свою передачу в настоящем здании из настоящих кирпичей. Тут мои спецы из «Диснея» несколько смутились, но я не стал корить их за ошибку, и мы прекрасно поладили, когда я разъяснил недоразумение. Сотрудники «Диснея» так привыкли к искусственным декорациям, к тому, что при съемках ну никак не обойтись без бутафорских кирпичей и клея в баллончике, что не узнали настоящую кирпичную стену. От подобных ошибок не застрахован никто из нас. Мы со всех сторон окружены светящимися экранами и экранчиками, которые развлекают нас яркими эскапистскими образами. Даже разумные люди возомнили, будто знают толк в военном деле, потому что насмотрелись кино о Второй мировой войне, и верят в сомнительные истории о том, что кто-то где-то изобрел двигатель, работающий на кривизне пространства, потому что видели такое в телесериалах. Вездесущие подделки не дают разглядеть то, что у нас под носом, мы и кирпичную стену не узнаем, пока не врежемся в нее. Поэтому в программе «Человек-физика» мы бодро шагали в противоположном направлении — тщательно подчеркивали все научно-технические стороны передач. Как-то раз мы снимали выпуск о пищеварении (если вы посматриваете мою передачу в записи, уточню, что это седьмой выпуск). Чтобы донести до зрителей то важное обстоятельство, что мы, люди, получаем энергию, чтобы расти и двигаться, из пищи, мы решили запустить миниатюрную модель автомобиля, но не на бензине или батарейках, а с паровым двигателем, и этот паровой двигатель будет работать от сгорания кукурузных хлопьев с сахаром (мы взяли хлопья «Фростид Флейкс»). Химическая энергия, высвобождаемая при сгорании хлопьев, примерно та же, что и химическая энергия, высвобождаемая при переваривании хлопьев организмом. Огромная разница между пламенем и вашим желудком — температура. Ваш организм применяет удивительные ферменты, благодаря которым сахара реагируют с кислородом при умеренных температурах биологических систем. При обычном горении химическая реакция высвобождает тепло гораздо быстрее, вот почему получаются всем нам знакомые высоченные температуры пламени свечи, выхлопа ракеты… и паровой машины.
