— Вот оно что! Она у меня в первый раз и, знаешь, поразила.
— Да она всех поражает, красотка! — невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.
— Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!
— В чем же? — решил я поддержать философские изыски Павла.
Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о ее смысле и становятся от этого мудрыми.
— Она другая, чем эти! — обвел он рукой девушек, и те, наверно, возмутились бы, будь разговор не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из ее подруг пытался оспорить превосходство оторвы!
Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на нее.
Павел выпил со мной с полстакана мадеры и, возбужденно жестикулируя, начал резать правду-матку:
— Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь сделают!
— Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, — сдержал его я.
— Эти? — опять повторил горбун. — Других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя… богиня! — нашел он наконец слово.
Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:
— Видишь, я богиня. Тебе повезло.
— А еще и ведьмочка, — щелкнул я ее по носику, весьма обрадованный тем, что нашел гулящую.
— Но божественная, — подвигала она плечами.
Что говорить, все млели от нее с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от ее гипноза, пусть все катится, как есть, лишь бы была рядом!
Глава 18
— Включи «Европу», — попросила Марина. Я включил. — А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? — спросила она. — Как мы танцевали с тобой? Пойдем?
Блондинка прижималась ко мне, мы болтали всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день.
Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку, и там будет написано: «Я не шутила».
— Где записка? — спросил я у нее в шутку, когда сел.
— Вот.
Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги. Я развернул его и прочитал: «Я тебя люблю. Я не шучу».
Не сговариваясь, мы устроили игру в дежавю. С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность.
— Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, — изрек я известную мудрость.
— Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, — зажглась Марина.
— Но я не получила еще такого предложения от него, — сказала девушка.
— А ты хочешь этого? — спросил я, как-то напряженно.
— Предложения?
— Считай, да.
— Я принимаю его.
Она протянула мне через стол руку, я взял ее в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали теплую нежность, а мне казалось, что вот оно, вот оно — Откровение, вот она, моя мадонна… Время остановилось.
Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала:
— Встаньте на колени!
Мы, глупо и счастливо улыбаясь, не разомкнув рук, опустились перед ней.
— Благословляю вас, дети мои, — приложила блондинка картину к нашим лбам.
Обряд был шутовской, но я заметил слезы в глазах Ларисы.
Когда Марина ушла, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ.
Я проснулся посреди ночи.
Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на ее красивое спокойное лицо.
«Значит, решили, — думал я. — Отныне мы муж и жена».
Осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, я обнял ее горячее тело и прижался к нему.
Минут пять я лежал в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.
Я почувствовал, что вселенский разум соединился с моим, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.
Тут я судорожно вздрогнул. Из этого поля вдруг повеяло жутким холодом, моя рука, обнимавшая любимое тело, вмиг похолодела, а волосы встали дыбом.
В мозгу отчетливо отпечаталась весть из будущего:
«Вам не быть вместе».
Приговор был ясным и окончательным. Он пришел из ноосферы, содержащей всю информацию о жизни прошлой, настоящей и будущей.
Нельзя передать словами ужас, который сковал меня, я не мог пошевелиться и, парализованный, незаметно забылся сном.
Никогда не говорил я Ларисе или кому-либо другому о роковом послании, обсуждать откровение с небес было выше моих сил.
Глава 19
Позвонила Людмила:
— Куда пропал? В гости в лабораторию не приходишь, а напрашивался.
— Слушай, мы снова с Ларисой.
— Да ну! Поздравляю, честно!
— Заходи сама.
— Ой, зайду! А можно не одна?
— С кем?
— С Герой.
— Стали большими друзьями?
— Замуж выхожу.
— Вот видишь, говорил: еще не вечер.
— А если сразу сейчас? У нас с Герой сегодня удачный эксперимент, придем с коньяком, обмоем.
— Конечно, какой вопрос!
Пара прискакала радостно возбужденная, и мы сели пить коньяк.
Гера уставился на Ларису взглядом, полным вожделения, хотя раньше я знал его как чокнутого, сдвинутого на работе и не обращавшего внимания на женщин.
Я шепотом поддразнил Людмилу:
— Ненадежный дружок у тебя!
Она расхохоталась и сказала, чтоб слышали все:
— Гера никуда от меня не денется! Я у него первая настоящая любовь!
Герман зарделся и смущенно улыбнулся. Собственно, у Людмилы было достаточно достоинств, чтобы удержать мужчину, я даже взгрустнул малость о потерянной женщине.
— Так с чем вас поздравить?
— Гера изобрел новый детектор волн, пусть сам расскажет.
— Ты знаешь, Вадим, чем мы занимаемся?
— Знаю, со слов Людмилы. Я только удивляюсь, как это с помощью кирлиана увидеть душу? Он же фиксирует излучение только первых двух полевых оболочек: физической и эмоциональной, а душа начинается с третьей, ментальной оболочки и дальше.
— А я знаю, что у ауры семь слоев, как семь цветов радуги, — вступила в разговор Лариса. — У нас в колледже учат психологию по-современному.
