Папа уже ее любит – просто не так, как мне хотелось бы.
Я бы предпочел, чтобы он любил ее ради меня.
Мы прощаемся с родителями. Лиса велит Рейчел вести себя хорошо. На самом деле она за нее спокойна. Лиса знает: Рейчел – послушная девочка. Рейчел всегда ведет себя хорошо. Рейчел не нарушает правил.
Если не считать правила номер три. В эти выходные Рейчел обязательно нарушит правило номер три.
Мы играем в семью. Рейчел делает вид, будто кухня принадлежит нам, и готовит для меня. Я делаю вид, будто Рейчел принадлежит мне: хожу за ней по пятам, прикасаюсь, целую в шею. Постоянно отвлекаю от готовки, чтобы прижать к себе. Ей приятно, хоть она и прикидывается недовольной.
После еды Рейчел садится рядом со мной на диван. Мы включаем фильм, но на экран не смотрим. Все время целуемся и никак не можем остановиться. Целуемся так долго, что губы болят, руки болят, животы болят, потому что нашим телам отчаянно хочется нарушить правило номер два.
Похоже, выходные будут длинными.
Мне срочно надо в душ, иначе придется умолять об отмене второго правила.
Я принимаю душ в ванной у Рейчел. Мне нравится эта ванная. Гораздо больше, чем когда она принадлежала только мне. Приятно, что повсюду вещи Рейчел. Приятно смотреть на бритву и представлять, как выглядит Рейчел, когда ею пользуется. Разглядывать бутылочки с шампунями и воображать, как она стоит под струей воды, запрокинув голову, и смывает пену с волос.
Я рад, что моя ванная теперь и ее тоже.
– Майлз…
Рейчел стучится, хотя уже вошла. Вода горячая, но от ее голоса она становится еще горячее. Я отодвигаю штору. Возможно, слишком резко – в надежде, что Рейчел захочет нарушить правило номер два.
Она делает медленный вдох и смотрит именно туда, куда я и рассчитывал.
– Рейчел, – говорю я. Ее смущение вызывает у меня улыбку.
Рейчел заглядывает мне в глаза.
Ей хочется принять душ вместе со мной – она просто стесняется об этом сказать.
– Присоединяйся.
Голос у меня делается хриплым, как от крика.
А ведь еще пять секунд назад звучал нормально.
Я задергиваю штору, чтобы Рейчел не видела, как ее присутствие на меня действует. А еще чтобы она могла спокойно раздеться. Я не видел Рейчел без одежды, но мои руки уже знают, что под ней скрывается.
Внезапно я начинаю нервничать.
Рейчел гасит свет.
– Ничего? – робко спрашивает она.
Говорю, что ничего, а сам хочу, чтобы она вела себя раскованней. Нужно помочь ей раскрепоститься.
Рейчел отодвигает штору. Я вижу ее ногу и нервно сглатываю, когда вслед за ножкой появляется и все остальное.
К счастью, ночник отбрасывает достаточно света, чтобы я мог ее всю разглядеть.
Я вижу хорошо. Вижу прекрасно.
Рейчел вновь смотрит мне в глаза и придвигается ближе. Интересно, она уже принимала когда-нибудь душ вместе с парнем? Но я не спрашиваю – просто делаю шаг ей навстречу. Кажется, ей страшно. А я не хочу, чтобы ей было страшно.
Мне самому страшно…
Я аккуратно беру Рейчел за плечи и завожу под струю воды. Не прижимаюсь к ней, хотя отчаянно этого хочу. Держу дистанцию.
Так надо.
Соприкасаются только наши рты. Я нежно целую Рейчел, едва дотрагиваясь до ее губ, но мне больно. Гораздо больнее, чем от всех прочих поцелуев. Поцелуев, во время которых наши губы вжаты друг в друга, а зубы бьются о зубы. Неистовых поцелуев – поспешных до неряшливости. Поцелуев, которые всегда заканчиваются тем, что я прикусываю ей губу или она мне.
Ни один из тех поцелуев не причинял столько боли, сколько этот, и я не могу понять почему.
Приходится отстраниться. Попросить Рейчел подождать немного. Она кивает и прижимается щекой к моей груди. Не открывая глаз, я прислоняюсь к стене и притягиваю к себе Рейчел.
Слова хотят проломить ту преграду, которую я выстроил. Каждый раз, когда я с Рейчел, они рвутся наружу, но я упрямо укрепляю окружающую их стену.
Рейчел не должна их услышать.
Я не должен их произносить.
Однако слова пробивать барьер. Они рвутся наружу так сильно, что все наши поцелуи кончаются одинаково: я прошу Рейчел подождать немного, и она послушно ждет. Но сейчас они вырываются настойчивее обычного.
Им нужен воздух. Они требуют, чтобы их услышали.
Рано или поздно стена рухнет.
Рано или поздно слова хлынут через край, просочатся сквозь щели, поднимутся в моей груди, и я прижму ладони к ее щекам, загляну ей в глаза и позволю им смести все преграды, стоящие между неизбежной болью и нами.
И они вырываются наружу…
– Я ничего не вижу.
Рейчел не понимает, что я имею в виду. Я не хочу объяснять, но остановиться не могу. Я уже не властен над своими словами.
– Когда ты уедешь в Мичиган, а я – в Сан-Франциско… дальше этого я ничего не вижу. Раньше я видел все что хотел, любое будущее, а теперь – ничего.
Я целую слезу, которая катится по ее щеке.
– Мне этого не вынести. Ты – единственное, что я хочу знать. Без тебя ничто не стоит усилий. Рядом с тобой все становится прекраснее. Абсолютно все.
Я страстно целую Рейчел, и теперь, когда слова наконец-то вырвались на свободу, поцелуй больше не приносит мне боли.
– Я люблю тебя, – говорю я, окончательно освобождаясь от гнета.
Я снова целую Рейчел – даже не даю ей ответить. Не хочу, чтобы она отвечала, пока сама не будет готова. А еще – не хочу услышать, что я не должен ее любить.
Рейчел притягивает меня ближе. Ее ноги обвиваются вокруг моих, как будто она хочет в меня врасти.
Уже вросла.
Мы целуемся неистово, нетерпеливо, ударяясь зубами, прикусывая губы, тяжело дыша и неистово лаская друг друга.
Рейчел стонет и хочет высвободиться, но я держу ее за затылок и с безумной силой припадаю к ее губам, надеясь, что она никогда не отстранится.
Рейчел отталкивает меня.
Я прислоняюсь лбом к ее лбу. Пробую отдышаться и не позволить эмоциям хлынуть через край.
– Майлз, – произносит Рейчел. – Майлз, я люблю тебя. Мне так страшно… Не хочу, чтобы все кончилось.
Ты любишь меня, Рейчел…
Я заглядываю ей в глаза.
Она плачет.
Я не хочу, чтобы Рейчел боялась. Обещаю, что все будет в порядке. Мы подождем, пока не окончим колледж, и тогда уже скажем родителям. Им волей-неволей придется это принять. Когда мы уедем из дома, все изменится. Все будет хорошо.
Мы справимся.
