– Джонатон!
Четыре наемника прикрывают отступление Джонатона Кайода через аварийный выход, когда второй ураган, назревавший в вестибюле, прорывается внутрь. Телохранители, эскольты, рубаки и воины подавляют наемников у двери и штурмуют зал заседаний. Шоковые палки бьют и парируют, делают выпады и выпускают заряды. Тела спазматически дергаются и падают, истекая телесными жидкостями. Охранники и наемники скользят и падают в рвоту, кровь и мочу. Это грязная, хаотичная драка, где сталкиваются с десяток разных контрактов и интересов, и нельзя сказать наверняка, кто на какой стороне. Делегаты прячутся под столами, перебираются через стулья и сбиваются в кучу в центре ямы. Ариэль хватает Абену за руку.
– Не отпускай.
Ариэль замечает, как на заднем плане сражения мелькает Марина. У нее шоковые палки в каждой руке и достаточно здравого смысла, чтобы понять, когда противник ее превосходит. Еще один выстрел, и еще. Комната замирает.
– Это не ваша битва! – кричит женщина с пистолетом. – Отступите, и мы отпустим случайных свидетелей.
Хватка Абены на руке Ариэль делается крепче.
– Они не причинят нам вреда, – шепчет Ариэль. Наемники и телохранители разделяются, наемники отступают к аварийному выходу. Женщина с пистолетом уходит последней. Происшествие заканчивается через сто секунд.
Марина отключает шоковые палки и прячет в хитроумных чехлах внутри пиджака своего костюма от «Карон».
– Что тут случилось, черт возьми?
– Мой клиент только что устроил переворот.
6: Близнецы 2105
Связка пластиковых труб весила мало, но после сорока лестничных пролетов казалась отлитой из чугуна. Трубы, упрямые дряни, цеплялись за углы и ударялись о ступеньки с грохотом и мычанием, словно брошенные на произвол судьбы музыкальные инструменты. Добавить к этому пояс с инструментами и сварочную маску, а также мешок с рабочими лампами на плече – и станет понятно, почему к тому моменту, когда она пинком открыла дверь и затащила разобранный трубопровод на крышу Океанской башни, у нее горели бедра и предплечья. Мгновение в быстрых сиреневых сумерках – ощутить море в полумраке, прислушаться к шуму волн, доносившемуся с пляжа Барра сквозь гул едущих по авениде Лусио Коста машин и пыхтение кондиционеров. Дюжина мелодий и голосов из окон дюжины квартир. В сумерках жара была терпимой. Она установила лампы. Натриевое сияние высветило и обрисовало тенями то, что оставалось незамеченным при свете дня. Иголки и пластыри, сигаретные окурки. За спутниковыми тарелками лежали брошенные трусики. Птицы шуршали на насестах в своих клетках. Огородик со скунсовой капустой источал щедрые ночные ароматы.
Позже. У ремонтниц свои преимущества.
Она надела сварочную маску, открыла люк стерилизатора воды и проверила УФ-матрицу. Та была в порядке. Они вечные, эти современные УФ-пушки. С коротковолновым ультрафиолетом шутки плохи. С каждой установкой она созывала жильцов, объясняла, каким образом эта штука делает воду безопасной, рассказывала жуткие истории про конъюнктивит, вызванный УФ-лучами («вроде как песок в глазах, но навсегда»). Потом она показывала фотографии глаз, обожженных докрасна, в язвах фотокератита, и все ахали и охали. Ничьи шаловливые пальчики не касались ее стерилизационных установок.
Она отсоединила УФ-матрицу и сняла маску. Совсем стемнело. Она изучила трубы. Хорошо, что она отключила подачу воды; когда пальцы обследовали первый изгиб, пластик превратился в прозрачное крошево. Ультрафиолетовые лучи сожрали полиэтилен.
Придется заменить все трубы. Хорошо, что она принесла достаточно.
Трубы крошились, пока она их снимала. Стерилизатор от поломки отделяли часы, если не минуты. Громкие голоса доносились снизу, жалуясь, что нет воды. Не все получили сообщение о том, что Королева Труб работает над подачей воды в Океанскую башню. «За что мы ей платим?»
За подсоединение к основному водопроводу Барры и взятки чиновникам из FIAM, чтобы они ничего не заметили. За прокладку труб по склону холма и вдоль стен башен, за их подключение к полудохлой сантехнике в каждой квартире. За насосы и питающие их солнечные панели, за цистерны на крышах и фильтрационные системы, и за этот стерилизатор, благодаря которому вы поите своих детей чистой и свежей водой. Вот за что вы мне платите. И если я трачу полученные от вас деньги на надежный, хоть и подержанный пикап «Хоутай», или бутсы для мальчика, или новый концентратор для квартиры, или интенсивный маникюр и восстановление ногтей для меня, станете ли вы мне завидовать? Ведь от работы с системами водоснабжения ногти здорово портятся.
Она выбрала плейлист в плеере-наушнике и принялась за работу. Наступила ночь; на третьем комплекте труб позвонил Нортон и предложил встретиться.
– Я работаю.
– А когда наработаешься?
– Ты будешь работать.
Затягивая соединители труб, она, как делала нередко, размышляла над тем, не стоит ли поискать лучшего бойфренда. Нортон был в хорошей форме, лощеный, и подавал себя с досадливой небрежностью, смягчаемой самоосмыслением, которое она находила очаровательным. Он гордился тем, что был парнем Королевы Труб, пусть даже не мог понять, зачем она делает то, что делает. Его раздражало, что она больше зарабатывает. Его раздражало, что она вообще работает. Она должна была позволить ему содержать себя, поддерживать, баловать; так положено мужчине. Нортон работал в охране; охрана – это круто, охрана – это важно. Встречаешь знаменитостей и богатеев, но еще, если ты охранник, тебя могут убить.
Она никогда не говорила вслух то, о чем знали все: лучшая охрана, самая дорогая, была роботизированной. Людей нанимали третьесортные знаменитости. Но у него были планы, стремления, касавшиеся обоих. Квартира на берегу, хорошая машина. Не «Хоутай»; то, что она ездила в этом пикапе, портило Нортону репутацию. «Ауди» – вот хорошая машина. «А мое оборудование поместится в багажник „Ауди“?» – спросила она. «Когда ты со мной, оборудование тебе не нужно».
Она не хотела будущего Нортона. Настанет момент, когда ей придется от него избавиться. Но он был милым, и секс, когда им удавалось состыковать графики, был хорошим.
Она подключила последнюю трубу, пустила воду, проверила стыки, слила все воздушные пробки. Послушала журчание и шум потока в трубах. Затем снова надела сварочную маску, опять запустила УФ-матрицу и закрыла люк.
Вот тебе чистая вода, Океанская башня.
Наушник снова звякнул. На этот раз не Нортон. Предупреждающий сигнал. Она включила линзу, и приложение поместило сетку оптического прицела поверх точки прибытия. Юго-юго-восток, в двадцати километрах от Океанской башни. Она схватила пригоршню бутонов со скунсовой фермы и села на краю парапета, болтая ногами над восьмидесятиметровой пропастью, пиная бетон пятками и глядя на океан. Электричество снова вырубилось, на улицах было темно. Хорошо для наблюдения за падением. Не так уж хорошо для общественной безопасности. На крышах соседних многоквартирных домов пыхтели генераторы. Киоски и магазинчики освещались накопленной солнечной энергией. Триста километров отсюда, сообщила ей сетка. Сто пятьдесят. Она доверилась цифрам и устремила взгляд в мягкую, теплую ночь. И небо зажглось. Огненные дуги; три штуки, изгибающиеся вниз от термосферы, золотисто-алые. У нее перехватило дыхание. У нее перехватывало дыхание вот уже двадцать лет, с той ночи, когда семилетняя девочка отправилась на крышу с тиу Жерменом, чтобы поглядеть на Луну.
