– Анжинью, тут мне понадобится твоя помощь.
Луна берет рулон изоленты из шлюза, запечатывает прореху в пов-скафе и трижды обходит вокруг Лукасинью, обклеивая его лентой.
– Не используй слишком много, она может нам пригодиться, – упрекает Лукасинью. – Теперь надевай трико, а я заряжу наши костюмы.
– Что мне делать с одеждой?
Лукасинью едва не говорит Луне бросить ее, но понимает, что это означает выкинуть ценный материал, органику, от которой может зависеть их жизнь и смерть там, в лунных Пиренеях.
– Засунь в депринтер и сделай из нее изоленту.
– Ладно.
Лукасинью тратит лишь секунду на мысли о еще одном источнике столь ценной органики, который лежит лицом вверх в доке для капсулы.
Луна возвращается в розовом скаф-трико и с маленьким рулоном изоленты. Заглядывает внутрь аварийного скафандра и гримасничает.
– Мочой воняет…
Она забирается внутрь, скафандр считывает параметры ее маленького тела и подстраивает внутренний тактильный скелет, чтобы тот обхватывал ее.
– Ой! – восклицает девочка, когда панцирь закрывается.
– Ты в порядке? – спрашивает Лукасинью. Луна еще ни разу не бывала в скафандре.
– Это как в убежище в Боа-Виста, откуда меня достали, но меньше. Но лучше, потому что я могу двигаться.
Луна, бряцая, идет по палубе.
– Я делаю два шага, а потом он меня догоняет.
– Это очень легко, скафандр делает всю работу, – соглашается Лукасинью.
«Аккумуляторы, воздух и вода полностью заряжены», – сообщают фамильяры. С этого момента каждый вдох, глоток и шаг расписаны.
– Я пройду шлюз первым, – говорит Лукасинью. – Буду ждать тебя с той стороны.
Ему кажется, что проходит целая вечность, пока он стоит на ступеньках и ждет, когда цикл работы шлюза завершится, одновременно балансируя между верой и неверием в изоленту, которая запечатала прореху в его краденом пов-скафе, воображая внезапную разгерметизацию, если лента не выдержит. Она выдержит. Ее для такого и придумали. Но он не может поверить в это до конца, и его пальцы на руках и ногах уже сводит судорогой от тесного костюма. Мигают огоньки, открывается шлюз, выходит Луна.
Лукасинью вытаскивает из ранца и разворачивает кабель передачи данных, втыкает его в подсвеченное гнездо на панцире Луны.
– Ты меня слышишь?
Тишина, потом хихиканье.
– Извини, я кивнула.
– Если мы подключимся друг к другу напрямую, потратим меньше энергии.
Следующей частью плана Лукасинью гордится. Он ее придумал, пока тащил ровер обратно в Лаббок. Один ровер, одно место. Он помещает Луну в жестком скафандре на сиденье, а сам забирается к ней на колени. Аварийный скафандр скользкий, сидеть неудобно. Если свалиться на скорости, ждет смерть. Эту проблему он не предвидел. В тот же миг приходит решение. Лукасинью отрывает куски изоленты и приматывает себя к Луне: икры, бедра, торс. Он слышит через связывающий их кабель, как она хихикает.
– Все хорошо, анжинью?
– Все хорошо, Лукасинью.
– Тогда поехали.
Цзиньцзи уже сопряжен с ИИ ровера. Одна мысль, и Луна с Лукасинью, связанные изолентой и кабелем, мчатся прочь от воздетых рогов пересадочной станции Лаббок по каменистому реголиту Моря Изобилия.
* * *
Прошло десять лет с той поры, как Дункан Маккензи в последний раз ступал на поверхность, но он отказывается от жесткого скафандра. Бывших джакару не бывает. Пов-скаф новый, напечатанный с учетом особенностей мужчины средних лет с проблемами в области фитнеса, но ритуалы герметизации и стягивания ремней знакомы, словно церковные. Проверки перед выходом на поверхность все равно что короткие молитвы.
Он решительно идет по пандусу. Позади него физически ощущается великий зиккурат Хэдли, темный и грозный. Его первые шаги вздымают пыль – так ходят новички, – но когда Дункан приближается к полигону, он уже ступает как полагается джакару. Ему этого не хватало. Пять человек в пов-скафах приветствуют его. Стрельбище устроили на одной из служебных полос между рядами зеркал.
– Покажите.
Джакару в жестком скафандре, изукрашенном под космического орка, снимает со спины длинное устройство. Направляет, прицеливается. Дункан Маккензи увеличивает картинку, чтобы видеть предмет, расположенный далеко на полосе.
– Если она разобьет одно из моих зеркал… – шутливо начинает он.
– Не разобьет, – заверяет Юрий Маккензи.
Женщина стреляет. Мишень взрывается. Винтовка выбрасывает теплопоглощающую пульку. Стрелявшая поворачивается к Дункану Маккензи в ожидании указаний.
– В принципе это та же самая гауссова винтовка, которую мы использовали в войне за Море Змеи, но мы увеличили ускорение. Можно стрелять по видимым мишеням или задействовать ИИ-помощника и целиться в то, что за горизонтом.
– Мне не нравится жесткий костюм, – говорит Дункан Маккензи.
– Отдача от более мощного ускорителя довольно-таки суровая, – объясняет Юрий. – Жесткий костюм более устойчив. И он дает кое-какую защиту, если случится худшее.
– Ага, двадцать секунд вместо десяти, – говорит Вассос Палеолог. Дункан Маккензи поворачивается к нему.
– Ни один Маккензи еще не бежал от драки.
– Босс, он прав, – встревает Юрий. – Это не наша война. Асамоа никогда не были нашими союзниками.
– Но мы считали таковыми Воронцовых, – возражает Дункан Маккензи.
– Со всем уважением, – не уступает Юрий, – но мы сейчас однозначно уязвимы. ВТО выводит из строя электростанции во всей восточной четверти Луны. Хэдли не выдержит удара с орбиты. Даже если атака будет направлена на зеркальный массив, это гарантированно выведет нас из бизнеса. Я могу показать вам симуляции.
– Напечатайте пятьдесят штук, – приказывает Дункан Маккензи по общему каналу связи. – Наймите всех Джо Лунников – бывших военных. И мне понадобятся жесткие скафандры. Только без такого дерьма. – Он пальцем в перчатке указывает на клыки, языки пламени и черепа на костюме стрелявшей. – Нужно что-то, что покажет любому, кто мы такие и за что стоим.
Он поворачивается и идет обратно по коридору между сверкающими зеркалами в темный провал шлюза. Над ним как десять тысяч солнц полыхает вершина Хэдли.
* * *
– Торт, – говорит Лукасинью Корта, – идеальный подарок для человека, у которого есть все.
Коэльинью
[27] в часе езды от Лаббока, мчится по пологому склону северо-западной стены Мессье-Е. Луна придумала роверу имя. Она настояла на том, что у роверов должны быть имена. Чтобы километры бежали быстрей, Лукасинью с нею спорил, твердя, что имена – это глупость. Машины – они и есть машины. «У фамильяров есть имена», – возразила Луна. И ровер остался Коэльинью. Тогда Лукасинью предложил петь песни, известные обоим, а потом попытался вспомнить сказку на ночь, которую ему рассказывала мадринья Флавия, но выяснилось, что Луна помнит ее лучше. Они стали играть в загадки, но и тут Луна его обставила. Теперь Лукасинью произносит речь о тортах.
