И как это должно соотноситься с опытом Первой мировой, если, как говорится, на минуточку вспомнить, что у царских генералов — все-таки не все из них были христопродавцами-клятвоотступниками — формально все-таки был четкий оборонительный план, что давно известно. 22 июня 1941 г. оборонительного плана не было не потому, что его вообще не было, а всего лишь потому, что талантливо разработанные мудрым Б. М. Шапошниковым и нуждавшиеся всего лишь в незначительной, сообразно поступающей разведывательной информации о трех группировках вермахта и направлениях их удара корректировке — ведь Шапошников-то исходил из факта только двух группировок, что на тот момент действительно было точным фактом — «Соображения…» от 18 сентября были негласно подменены на действительно «безграмотный сценарий вступления в войну» в точном соответствии с концепцией пограничных сражений Тухачевского!
Почему все это должно было случиться именно так и именно тогда, когда не просто дуэт Тимошенко — Жуков, а дуэт именно тех военачальников, которые были выходцами из Белорусского военного округа, где до мая 1937 г. командовал подельник Тухачевского И. П. Уборевич, а Тимошенко к тому же успел побывать в замах еще у одного подельника «стратега» — командующего Украинским военным округом Якира! Ведь дуэт образовался по просьбе Тимошенко. Именно он просил Сталина назначить Жукова начальником Генштаба
[449]. Разве ему не было известно из личного дела Жукова, что Георгий Константинович категорически не пригоден к штабной работе, чего он и сам не скрывал? Тогда зачем Тимошенко протежировал Жукову?
Как вообще могла произойти столь точная регальванизация «Плана поражения» Тухачевского и К° — ведь все его идеи и концепции были объявлены преступными, все труды изъяты из обращения, в т. ч. и из военных библиотек, а то, что имело ограничительные грифы как служебные документы, — спрятано в секретные архивы самого Наркомата обороны и Генштаба?
Как могло произойти такое, что все те опасения и предупреждения, которые высказывались еще в 1935 — 1937 гг., оказалось реанимированными как жестокая реальность трагической действительности 22 июня 1941 г.?!
Ведь совпадения поразительные, просто на редкость поразительные! И ведь самое главное заключается в том, что совпадают как порознь друг с другом, так и совокупно все те «сценарии» изложения, что были известны еще в 30-х гг., сама тропическая реальность 22 июня и квалифицированные заключения современных экспертов! А в ряде случаев совпадения вообще чуть ли не дословные!
Как такое могло произойти?! Что все это должно означать?!
Глава III. «ТАК НИЧЕГО ГНУСНЕЙ И МЕРЗОСТНЕЕ НЕТ, ЧЕМ РВЕНЬЯ ЛОЖНОГО ПОДДЕЛЬНО ЯРКИЙ ЦВЕТ…»
[450]
Признание обычно тихо помалкивавшим Тимошенко факта «безграмотного сценария вступления в войну» очень дорогого стоит — и не только потому, что его никто эа язык не тянул, или что сказано это было незадолго до ухода в вечность, а в таких случаях обычно не врут.
Дорогого оно стоит потому, что полностью подтверждаемая мнением современных экспертов безграмотность негласно протащенного им на пару с Жуковым сценария вступления в войну действительно с обреченной предрешенностью гарантировала неминуемый разгром войск Первого стратегического эшелона невзирая на все его кратное превосходство в авиации, танках и артиллерии.
Потому как в основе этого безграмотного сценария, сиречь негласно реализованных ими положений концепции пограничных сражений Тухачевского — с ее-то ярко выраженным фланговым характером группировок вторжения при абсолютной их нацеленности на немедленное встречно-лобовое контрнаступление в формате одноименного контрблицкрига — лежала сознательно перелицованная «стратегом» якобы в оборонительную теория «глубокой операции», правда, с некоторыми добавлениями.
Естественно, что сама по себе эта теория, подлинным автором которой был трагически погибший в 1931 г. в авиакатастрофе начальник оперативного отдела Штаба РККА В. К. Триандафилов, никакого преступного умысла не несла. Это была (и, к слову сказать, в целом и остается) вполне эффективная и работоспособная теория наступательной операции даже невзирая на то, что и ей был присущ фланговый характер ударных группировок
[451].
Если коротко, то суть «глубокой операции» сводилась к тому, чтобы внезапно портить систему обороны противника на всю глубину ее построения мощными, синхронно-последовательно осуществляемыми авиа и артиллерийскими ударами, высадками воздушных десантов в тылу противника, стремительным массированным наступлением механизированных и, особенно, танковых войск, атаками пехоты и кавалерии (она тогда еще существовала), а также использованием приемов и методов подрывной пропаганды и разведывательно-диверсионной деятельности для разложения и дезорганизации тыла противника
[452].
Даже при всей практически 100%-ной схожести положений этой теории с методикой реализации стратегии блицкрига, использование «глубокой операции» по прямому предназначению не таило в себе никакого подвоха — потому что это была теория наступательной операции для использования в процессе уже реально идущей войны!
И действительно, когда ее применяли по прямому предназначению, наши войска всенепременно добивались очень серьезных, а зачастую и просто блестящих успехов, особенно если и подготовка к такой операции была на должной высоте.
…Впервые и к тому же чрезвычайно успешно теория «глубокой операции» было применено на практике при разгроме 6-й японской армии на Халкин-Голе в ходе развязанного японской воентщиной летом 1939 г. крупного вооруженного конфликта.
Подлинным автором плана той победоносной операции был начальник штиба 1-й армейской группы советских войск на Халкин-Голе комбриг М. А. Богданов
[453].
