Тимошенко-Жуковская профанация противотанковой обороны в начале войны
Еще раз подчеркиваю, что оба прекрасно знали об этой тактике гитлерюг — достаточно взглянуть на материалы декабрьского 1940 г. совещания комсостава РККА, чтобы в этом убедиться, не говоря уже о сводках ГРУ, — и тем не менее учудили столь натуральную профанацию в виде дырок от бубликов вместо противотанковой обороны.
Даже при всех хорошо известных недостатках подготовки к противодействию танковым прорывам гитлерюг, имевшихся у нашей группировки 59 787 шт. артстволов вполне хватило бы для того, чтобы по всей 3375-километровой линии вторжения первого дня агрессии выдать супостатам по-русски «горяченьких гостинцев» из расчета примерно 18 стволов на 1 км! Не густо, конечно, ибо если посчитать даже вместе с танковыми стволами, то все равно более 22 стволов на 1 км фронта обороны не получается.
Не густо-то — оно действительно не густо, но с 22 стволами на 1 км фронта скорости да спеси всей этой бронированной тевтонской сволочи можно было бы поубавить весьма изрядно! Но этого не случилось, а потом, оказывается, Сталин вниоват?
Конечно, виноват, да еще как! И знаете чем?! А вот тем, что он за этих крутолобых да крутозвездных уже в ходе войны вынужден был коренным образом менять всю систему противотанковой обороны! Пожалуйста, внимательно вглядитесь в то, как принципиально изменилась система противотанковой обороны, когда Верховным Главнокомандующим стал И. В. Сталин.
Схема была составлена свыше 20 лет назад опытнейшим проффессионалом — командующим ракетными войсками и артиллерией Сухопутных сил СССР, маршалом артиллерии Г. Н Передельским
[494].
ПТОП — это противотанковый опорный пункт.
Схемы противотанковой обороны советских войск после вмешательства Сталина, использовавшего блестящий опыт К. К. Рокоссовского
Начальник артиллерии РККА разработал эти указания по личному приказу Сталина, который в самом начале войны организовал в ГШ группу по изучению опыта первых боев
[495].
Впервые эту схему противотанковой обороны разработал и применил еще при организации обороны на левом берегу рени Вопь в ходе Смоленского сражения (10.07 — 10.09. 1941) Рокоссовский. Живо реагировавший на все хорошее новое, особенно если оно эффективно служило интересам защиты Родины, Сталин мгновенно распространял этот опыт на всю армию, благо статус Верховного Главнокомандующего позволял это сделать незамедлительно.
И вот после этого у Жукова да и у некоторых других маршалов хватило совести трезвонить на весь мир, что-де Сталин ни в зуб ногой не петрил в военном деле аж до Сталинградской битвы?! На Руси в таких случаях обычно вспоминают о той самой корове, что по определению. ну, в общем, сами знаем…
И в «красном» формате «контр-», и в «коричневом» вариантах блицкрига танковым войскам отводилась решающе ключевая роль в наземных операциях. Именно они должны были обеспечивать стремительные прорывы вглубь обороны противника.
У нас они были известны как механизированные корпуса, две трети которых, как уже отмечалось выше, ретиво взялись организовывать Жуков и Тимошенко в первом полугодии 1941 г. Все бы ничего, даже невзирая на неуместность стахановских темпов их организации, если бы не одно «но».
Обычно современные эксперты указывают, что предложения Тухачевского о дислоцирования механизированных (а также кавалерийских) корпусов в 50 — 70 км от границы с тем, чтобы они смогли ее перейти прямо с первого дня войны, были приняты, ибо они дислоцировались к 22 июня в среднем в 100 километровой полосе
[496]. Вроде бы и факт, но в то же время и определенное передергивание.
Да, они дислоцировались приблизительно по такой схеме, точнее, в 150 — 200 км от границы. Но по «Соображениям…» от 18 сентября 1940 г., т. е. по официально действовавшему плану отражения агрессии, у них ведь были иные задачи — они должны были совместно со стрелковыми дивизиями и при опоре на противотанковые рубежи (которых, как правило, не было) выбивать вклинившиеся в нашу оборону танковые и моторизованные части гитлерюг. И они знали об этом. В ряде германских документов перед войной отмечалось, что «расположение советских войск носит оборонительный характер ввиду схемы расположения мобильных частей в тылу, что определяет их функцию противостояния германским танковым дивизиям, когда те прорвутся сквозь русскую оборону. Такие мобильные русские дивизии были размещены в Пскове, Вильнюсе, Барановичах, то есть примерно в 140 км от границы, а псковская группа даже в 500 км»
[497]. Если по официальному плану, то все верно — так оно и должно была бы быть.
Однако в содержание «Красных пакетов» дуэт Тимошенко — Жуков заложил предписания о том, что-де «гремя огнем, сверкая блеском стали», мехкорпуса должны немедля устремиться за бугор наказывать супостатов!
А это поворачивало ситуацию уже совершенно по-иному — при такой дислокации, но при задачах немедленного встречно-лобового контрблицкрига совершенно оправданными выглядят предупреждения Жигура от 1937 г. Тем более при повальной неукомплектованности мехкорпусов техникой на 70% (а то и больше)!
По сути дела таким образом был создан второй и, к глубокому сожалению, не менее эффективный механизм образования разрывов между эшелонами в рамках ПСЭ и между ним и ВСЭ с одновременным, едва ли не на порядок ослаблением внутренней обороны, т. е. в глубине округов.
Потому как, сдвинув непосредственно накануне войны основную часть мехкорпусов с места в направлении границы да еще заложив в «Красные пакеты» для их командиров задачу нестись за бугор, хотя официально их основные место и задача в том и заключались, чтобы находиться на определенном отдалении от границы и совместно со стрелковыми дивизиями и при опоре на противотанковые рубежи выбивать вклинившиеся в нашу оборону танковые соединения противника, дуэт Тимошенко — Жуков вкупе с командующими округами до предела обострил проблему разрывов между эшелонами, не говоря уж о серьезнейшем ослаблении стрелковых дивизий. Ведь по большей части мехкорпуса находились в движении либо с самых последних довоенных дней и часов, либо непосредственно с 22 июня, что попутно усиливало и неразбериху, и потери техники.
