Таким образом, до XIX в., когда вступил в силу наполеоновский Code civil, европейские законы, регулировавшие права замужних женщин распоряжаться имуществом, были весьма разнообразны.
Тем не менее, как показывает обзор всего диапазона прав замужних женщин, между законами о собственности в допетровской России и regime dotal континентальной Европы прослеживается разительное сходство
[65]: раздельное владение имуществом было призвано защищать интересы родительской семьи, а не индивидуальные женские интересы. В результате женщины извлекали пользу из раздельного владения имуществом, главным образом уже овдовев. Несмотря на то что законодательные власти старались ограничить использование мужьями имущества жен, замужние женщины имели в лучшем случае ограниченные возможности пользоваться своим состоянием при жизни мужа.
Расширение женских прав на отчуждение имущества (1700-1753)
Итак, в России существовала практика официального разделения имущества супругов, которая восходила, по меньшей мере, к позднему Средневековью и составляла необходимую основу для будущего усиления власти дворянок над их владениями. А XVIII век стал свидетелем нового и выдающегося шага вперед: знатные женщины, состоявшие в браке, получили совершенно самостоятельный статус в вопросах собственности. Но освобождение дворянок от мужской опеки не следует истолковывать как попытку властей расширить независимость жен от мужей или как намерение подорвать институт брака (по мнению Щербатова). На самом деле укрепление имущественно-правового статуса женщин составляло часть широкого законодательного начинания, призванного четко определить индивидуальные права дворянина в отношении имущественных претензий родственников и государства и защитить эти права от посягательств местных и центральных властей. Дворянки же в результате этой борьбы за установление границ частной собственности нечаянным образом оказались в явном выигрыше.
В 1753 г. специальным законодательным актом женщинам было дано право отчуждать свои земли без согласия мужей. Указ 1753 г. возник не по прихоти государыни Елизаветы Петровны, а был порожден новыми взглядами на отношение женщин к собственности, которые постепенно складывались среди дворянства в первой половине XVIII в. Переработка положений имущественного права при Петре Великом не только вынудила законодательные власти заняться прояснением женских прав собственности, но и вдохновила дворянок добиваться расширения своих имущественных полномочий и, наконец, заставила суды выносить решения в их пользу.
Наиболее значительным новшеством петровского царствования в отношении имущественных прав женщин стал сенатский указ 1715 г., закрепивший за дворянками право составлять купчие и закладные документы от своего собственного имени
. Русские исследователи традиционно оценивали этот закон как поворотный пункт в движении женщин к независимому владению и распоряжению имуществом. Но указ 1715 г. совершенно не предназначался для того, чтобы разрешить женщинам действовать без согласия мужей; в нем даже не упоминалось о подобных поползновениях с их стороны. Истинное значение этого указа состояло не в том, что он впервые позволил женщинам действовать самостоятельно или участвовать в имущественных сделках, а в утверждении их права заключать сделки, касающиеся бывших поместных земель, полученных предками в держание за службу. Пусть и нечасто, но дворянки (большей частью вдовы) покупали и продавали вотчинные земли на протяжении всего XVII в. Нотариальные записи показывают, что до 1715 г. дворянки участвовали менее чем в 5% продаж имений и лишь изредка покупали землю или крестьян. Более того, если мужские сделки затрагивали как поместья, так и вотчины, то женщины покупали и продавали только последние
. А в сенатском указе 1715 г. специально отмечалось, что отныне женщины могут участвовать в сделках, касающихся как поместий, так и вотчин. Таким образом, в нем говорилось о том, какой вид земельных владений могут продавать женщины, а не об их правах на распоряжение своим имуществом.
И формулировка закона, и последующая практика показывают, что указ 1715 г. не избавил женщин от обязанности получать разрешение мужа на продажу земли. В течение первой половины XVIII в. замужние женщины не только реже, чем вдовы, участвовали в поземельных сделках
[66], но они также обычно писали в документах, что продают или закладывают свои земли с согласия мужей («с ведома моего мужа»), и предъявляли соответствующие письма от мужей во время заключения сделки. Иногда содержание этих писем воспроизводилось в нотариальных документах. Когда жена лейтенанта Поливанова продавала в 1751 г. свое приданое имение в сорок душ крепостных, она представила следующее письмо от мужа: «Свет моя Устиня Феклистовна здраствуй! Которую ту деревню свою приданого в Верейском уезде селцо Чеблаково с воли моей заложила титулярному советнику Кудрявцову за четыреста пятдесят рублев выкупом неисправится. То оную деревню похочешь кому продать в том я вам позволяю и прекословить небуду понеже оная деревня придана, а нам как ты сама ведаешь в денгах не без нужды. Муж твой Михаил Поливанов»
. В другой сделке, состоявшейся позже в том же году, жена прапорщика Селевачева продала за сто рублей землю, унаследованную от первого мужа, и тоже представила свидетельство согласия мужа на сделку: «Мария Петровна, здравствуй! Ежели Вам востребуетца нужда в деньгах, то я Вам продать позволяю из Ваших дачь в Ярославском уезде… а я том впредь спорить не буду»
.
Власть мужчин над женами и их имуществом никоим образом не была подорвана петровским указом, разрешившим женщинам участвовать в сделках с недвижимостью. Законодательство признавало, что на практике женатые мужчины не проводили различия между своим имуществом и собственностью жен
[67]. Женщины продолжали подчиняться мужьям в вопросах собственности, как и во всех других делах. Когда некая вдова Ломаниха нанималась на службу к Дарье Кишкиной, прежде всего она получила согласие на это от мужа Дарьи, стольника Кишкина
. Еще одна дворянка из Владимирского уезда в 1717 г. продала дворового мужика из своего приданого «по приказу мужа»
. Марфа Сурмина приняла условия завещания собственной матери «с ведома» своего мужа, Романа Воронцова
. Сравнивая наследственное право нескольких европейских стран с русскими обычаями в царствование Петра, один чиновник Посольского приказа заметил, что в Шотландии муж с женой могли заключить между собой договор, не отвечающий правилам наследования в отсутствие завещания. Московское же право, напротив, по его мнению, исключало всякий сговор жены с мужем при вступлении в брак, потому что в России «во всем властвует женою муж»
.
