Воины Тимура охотно использовали еще одно разрушительное изобретение. Греческий огонь, появившийся в VII веке, был желеподобной зажигательной смесью, которую выбрасывали через бронзовые трубы. Ее первоначальный состав остается неизвестным до сих пор, так как византийские императоры тщательно хранили этот секрет, но предполагается, что греческий огонь был смесью горючих материалов, таких как сера, нефть, негашеная известь и загуститель на основе битума. Так как эта смесь загоралась сама и ее нельзя было потушить водой, она представляла собой очень эффективное оружие, сея панику среди тех, против кого она применялась.
В бою главной силой Тимура были конные лучники, а основным тактическим приемом — окружение противника, если это возможно. Очень часто он применял уловку, приносящую потрясающий успех, — ложное отступление. Например, при Алеппо его люди намеренно отошли, выманив сирийцев следом за собой. Потом противник был атакован превосходящими силами и разгромлен. Татары, как писал наблюдатель в начале XIV века, «большей часть побеждают своих врагов. Однако они не боятся показать спину, если битва складывается не в их пользу… Их манера сражаться очень опасна, потому что в любой битве или стычке с татарами оказывается больше убитых и раненых, чем в любом крупном сражении других наций. Это является результатом их стрельбы из лука, так как они стреляют сильно и точно, будучи очень умелы в искусстве стрельбы, так что они обычно пробивают все виды доспехов. Если так случается, что они терпят неудачу, они отступают большими и малыми отрядами в полном порядке, так что гнаться за ними и преследовать их очень опасно, так как они на скаку пускают стрелы назад, часто раня людей и лошадей, которые их преследуют».
Почти все войско состояло из мужчин, но военная служба не являлась их привилегией, как отмечает Арабшах.
«В его армии также имелось множество женщин, которые участвовали в жарких битвах, и сражались с мужами, и бились со смелыми воинами, и повергали могучих героев в схватке уколом копья, ударом меча и меткой стрелой. Когда одна из них беременела и должна была родить, а армия в это время находилась в походе, она отъезжала в сторону и сходила с лошади, рожала ребенка, заматывала его в тряпки, снова садилась верхом и брала ребенка с собой, после чего догоняла свой отряд. И были в его армии люди, рожденные в походе и выросшие там же, которые женились и заводили детей, но так и не имели постоянного жилища».
Потрясающе умный и предусмотрительный вождь, Тимур щедро платил за точные и своевременные разведывательные данные, что серьезно помогало ему во многих походах. Широкая сеть шпионов была раскинута от Самарканда по всем его владениям, королевствам и империям, которые он намеревался завоевать. Среди его шпионов было множество бродячих монахов, дервишей, шейхов и суфиев. Арабшах писал: «Он редко сердился, и столь глубоким было море его планов, что нельзя было коснуться дна, и никто не мог достичь высоты его правления ни гладким, ни тернистым путем. Повсюду в своих владениях он имел информаторов, а в чужих королевствах шпионов. Это были амиры, как Атыльмыш, один из его союзников, или ученые факиры, как Масуд Кахаджани, его главный министр, или торговцы, ищущие выгодные товары, глупые борцы, атлеты-преступники, ремесленники, предсказатели, медики, странствующие отшельники, болтуны, оборванные бродяги, моряки, путешественники, элегантные пьяницы, остроумные певцы, старые сводни».
Эти мужчины и дети возвращались назад с новостями со всей Азии. Они сообщали о ценах и наличии товаров в различных королевствах, имена военачальников и аристократов, приносили карты земель и городов. «Один точно составленный план может заменить службу ста тысяч человек», — по слухам, говорил Тимур.
Чтобы облегчить доставку информации, Тимур, как и монголы, организовал систему почтовых станций, известных как ямы. На каждом имелось до 200 лошадей, и содержание этих конюшен оплачивало местное население. Клавихо, который лично видел работу этой системы по пути ко двору императора, оставил детальное, как обычно, описание, с каким рвением посланцы и гонцы мчались по поручению императора. Важность государственных дел была такой высокой, что, если посланец, ехавший на уставшей лошади, встречал других всадников на свежих, им под угрозой смерти приказывали спешиться и отдать своих коней посланцу и его свите. Никто не смел ослушаться. Испанцы сказали, что однажды старший сын Тимура со своей свитой были вынуждены отдать своих лошадей посланцу, спешившему в Самарканд.
Информация и разведывательные сведения, доставленные посланцами, ценились очень высоко, и Тимур принимал все меры для их сохранности. Посланцы имели строгий приказ ездить только в полной броне. «Тимур действительно собрал большое количество лошадей, чтобы те, кого он посылал и те, кто ехал к нему, могли скакать днем и ночью. Делая так, они легко могли покрыть до 50 лиг за сутки, хотя при этом загоняли насмерть двух лошадей. Но в обычных условиях такое путешествие заняло бы три дня. Для него скорость была самым главным в этой службе», — писал Клавихо. И он не допустил никакого преувеличения. Но такая быстрая езда неизбежно брала свою плату. «На обочинах дороги во время путешествия мы видели множество мертвых лошадей, которые были загнаны насмерть и брошены. Их было так много, что об этом следует упомянуть».
* * *
Совсем неудивительно, что Тимур сравнивал себя с Чингис-ханом. Для этого он имел кое-какие основания: масштаб военных триумфов, тот же самый регион, где он совершал свои походы, и постоянное следование традициям великолепного предшественника (когда это было выгодно). Приговор истории был неоднозначным, мнения противников разделились поровну, причем стояли они на тех же позициях, что и самые первые спорщики: Арабшах, с одной стороны, и Язди — с другой.
В работах по истории Монголии и России Лео де Хар-тог пишет, что Тимур был более грубым и жестоким, чем Чингис.
«Тимур был таким же безжалостным, как и монгольский завоеватель, но его конкретные методы часто могли считаться садизмом, которого никогда не было у Чингис-хана. В области религии между ними также имелись огромные различия. Ограниченный мусульманин, Тимур плохо понимал другие веры, тогда как исповедовавший шаманизм Чингис-хан был очень восприимчив к другим религиям».
В действительности не слишком точно понятно, был ли Тимур таким же безжалостным, как Чингис. Имеются многочисленные рассказы о проявленном им милосердии. Города, которые сдавались быстро, такие как Герат, Ургенч и Багдад, встречали гораздо более мягкое обращение, чем те, которые сопротивлялись, и при этом в ходе общего штурма гибли воины Тимура. Те, кто осмеливался восстать против Тимура, не смели ждать пощады. Если говорить об опустошениях, которые сопровождали каждый его поход, то Тимур, более чем Чингис, был склонен жалеть людей и памятники. Даже если этого не происходило, то Тимур мог в интересах торговли и сельского хозяйства отстроить заново город, который его воины сожгли дотла.
То, что Тимур был жесток, оспаривать не приходится. Но обвинять его в садизме — значить начать ничем не обоснованные рассуждения, аргументами в котором будут предубеждения XXI века, а не ценности XIV века, когда человеческая жизнь стоила гораздо меньше, чем сегодня. Тимур не был образцом жестокости. Например, когда мамлюкский султан Бейбарс в 1263 году захватил Антиохию, он приказал вырезать весь гарнизон, составлявший 16000 человек, а 100000 жителей продал в рабство. Побоища, которые устраивал Тимур, не были ни удивительными, ни приятными. Они предпринимались, чтобы вселить ужас в сердца противников, окончательно вырвать завоеванные территории у бывшего владельца и свести к минимуму риск восстания.
