Книга Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII, страница 11. Автор книги Эмиль Мань

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII»

Cтраница 11

Представляется, однако, маловероятным, что этот мерзавец на самом деле мог встретить многих женщин, которые блуждали бы по городу в темноте и стали бы жертвами его преступной и патологической страсти их «ощупывать».

«Никто не решался выйти из дому, когда темнело, потому что в это время начинался немыслимый кавардак… Вы никогда не поверите, узнав, сколько грабежей и убийств совершалось в этом городе! – говорит один из персонажей «Сатирического романа». Если не считать тех, кого выгоняли на улицу срочные дела; людей, оказавшихся там не по своей воле; распутников и распутниц; юнцов, терзаемых любовной лихорадкой; кавалеров и дам, возвращающихся из Лувра или с бала, проходившего в каком-то другом месте, в карете, окруженной телохранителями; смельчаков и безумцев – стоило на город спуститься сумеркам, никто и носа из-за крепкой двери не высовывал. Парижане предпочитали тихонечко сидеть в своих домах. И даже заслышав крики несчастных, которых либо обворовывали, либо убивали, – а такое случалось не то чтобы часто, а попросту каждый день, – они остерегались и пальцем пошевелить. Панический ужас душил всякое мужество, всякое великодушие, всякое сочувствие ближнему. Если кому-то случится попасть в лапы бандита, утверждал один из писателей того времени, «кроме Господа, ему остается уповать лишь на собственные руки и ноги», то есть на силу и на проворство.

Что же, получается, столичные власти были не в силах обуздать воров и убийц, которые разоряли город, не давали его обитателям передохнуть, без конца угрожая их жизни и их имуществу? Приходится признать: все было именно так. Армия преступников непрерывно пополнялась все новыми и новыми «рекрутами». А чем располагала власть? Едва ли тремя сотнями караульных, еще тремя сотнями полицейских, подчинявшихся Ратуше, шестнадцатью квартальными комиссарами, несколькими дюжинами сержантов, слабым и вялым городским ополчением, вооруженным не лучше, чем артисты, играющие солдат на сцене… Ну и как можно было при таких условиях предпринимать какие бы то ни было энергичные репрессивные меры? Сколько раз власти пытались усилить хотя бы ночное патрулирование или конный дозор! Благие намерения так и оставались намерениями: денег не хватало.

В конце концов власти ограничились умножением числа ордонансов, твердо веря в способность написанного на бумаге указа кого-то к чему-то принудить. И посыпались они при Людовике XIII просто-таки дождем… Лакеям отныне возбранялось носить при себе оружие, дезертирам предписывалось вернуться в армию, а солдатам – в казармы, бродяги и нищие должны были немедленно покинуть город, владельцам доходных домов, тем, кто держал трактиры, табачные лавки, таверны категорически запрещалось давать приют этому сброду, простые горожане получили приказ охотиться за ним, офицеров полиции призывали выполнять возложенные на них задачи с большей точностью… Нарушителям грозили лишением работы, штрафами, телесными наказаниями, а то и смертной казнью… Памятным постановлением от 11 февраля 1634 г., предусматривавшим введение поистине драконовских мер, Парламент попытался активизировать почти совсем угасшую деятельность полиции и парализовать все возраставшую наглость преступного сообщества.

Тщетная попытка! Груды бумаги ничем не улучшили положения. Пусть даже застенки Шатле были переполнены узниками; пусть даже два десятка виселиц, которые, служа мрачным украшением всему городу – от Гревской площади до Круа дю Тируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста – никогда не пустовали; пусть даже летели головы с эшафота на перекрестке Гийори; пусть даже тянулись бесконечные цепочки каторжников к галерам Марселя «писать по воде перьями пятнадцати футов в длину»… Несмотря на все эти строгости, процветание преступного мира продолжалось. К концу царствования Людовика XIII сброд демонстрировал такой пыл в своих гнусных занятиях, что современники могли – явно не без оснований – обвинять комиссаров в том, что они служат преступникам «крышей», получая с этого навар, который становился немалым подспорьем для семьи.

II. Повседневная жизнь знати. Король и двор

На рассвете Лувр медленно-медленно проступает из тумана, поднимающегося над Сеной. Сначала показываются его тяжелые башни, потом – почерневшие от грязи фасады, подъемный мост и рвы, заполненные мутной, подернутой ряской водой, постоянный, неразводной мост, ограждающие его от внешнего мира стены каменной кладки с башенками… Первые еще нерешительные лучи солнца вырисовывают на блеклом небе всю эту суровую, даже угрожающую громаду, которую любой принял бы за одну из тех известных по рыцарским романам крепостей, где под охраной колдунов и драконов томились несчастные принцессы.

Ничто не шелохнется, никаких звуков вокруг… Приход Сен-Жермен-л'Оксерруа пока спит. Но время идет. Туман рассеивается. И вдруг разгорается день. На расположенном по соседству Новом Мосту слышится хрустальный перезвон: ожила колокольня Самаритен. Еще чуть-чуть – и гулким басом пробьют часы Пале. Город пробуждается. С реки доносятся крики и песни матросов: их лодки стоят на причале у Школьных ворот. Перед Лувром – между двумя гигантскими центральными башнями – стражники, подчиняющиеся прево, открывают тяжелые створки Бурбонских ворот, и створки эти оказываются теперь под мрачными сводами, ведущими во внутренний двор. Затем стражники строятся и – облачившись в форменные голубые камзолы, прихватив алебарды – размеренным шагом переходят подъемный мост и движутся занять свое место у потайной двери в наружной стене – там ход на Петушиную улицу. На этой длинной, узкой, извилистой, неровно вымощенной улице, превращенной в жуткую клоаку протекающим посреди «ручьем», кроме королевского дворца находились еще и монастырь Отцов-ораторианцев, несколько домов, принадлежавших буржуа, лавка виноторговца мэтра Оливье с вывеской «Имя Иисуса» (впрочем, может быть, и «Черт побери!» – лавка называлась «Nom de Jesus» [15]), отели Лонгвилей и Бурбонов.

К тому времени, как стражники встают на караул у потайного хода, повозки и тачки, сопровождаемые грузчиками, уже грохочут по тряской мостовой, двигаясь к набережной. Чем позже – тем сильнее шум, тем оживленнее движение. Пытаясь чеканить шаг в вязкой грязи, подходит к Лувру отряд французских гвардейцев в синих мундирах с красной оторочкой, а за ними швейцарская гвардия, у которой все наоборот: красные с синей отделкой «казаки» – своеобразные плащи на 150 пуговицах, ловко соединявших их четыре отдельные части, – и короткие белые штаны. И те и другие призваны охранять королевский дворец, стоять на карауле. Отовсюду стекаются группами и поодиночке придворные, личные слуги короля и королевы, лакеи, камердинеры, шталмейстеры, оруженосцы, секретари, те, кто отвечал за королевский гардероб, и те, в чью обязанность входило носить край облачения важной особы, цирюльники, конюхи, повара и кухарки, пажи, кучера, рассыльные, обслуживающие Двор ремесленники и торговцы, няньки, мальчики на побегушках, прачки, белошвейки, кастеляны и кастелянши… Вскоре у входа в Лувр – толпа народа, сотни мужчин и женщин в разноцветных ливреях и форменных платьях. Все они, протиснувшись по неразводному мосту, торопятся достичь места своей работы.

Обитаемы далеко не все из расположенных огромным четырехугольником строений Лувра, нет – только те здания и их крылья, что занимают угол, образованный Сеной и Тюильри: их еще во времена Ренессанса возвел архитектор Пьер Леско. Это и есть место жительства собственно королевской семьи, необходимого ей постоянно количества служителей и придворных дам, тех, в общем-то, немногих, кто непосредственно обслуживает царственных особ и их приближенных, а также шестьсот солдат, обеспечивающих их охрану. И только с утра королевский дом, по ночам свободный от огромного количества обслуги, начинает жить нормальной жизнью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация