При таком положении дел в крае все, что стояло повыше крестьянства, естественно мало тяготело к России. Князь Хованский положительно заявляет, что природные белорусы не только пожилых лет, но и молодые, несмотря на давность присоединения края, питают какое-то равнодушие и неприязнь к коренным русским и ко всему русскому. Преосвященный Иосиф в первой своей записке по униатскому делу говорит: «Юношество, в публичных заведениях обучающееся, отзывается о России с презрением; не зная россиян, не зная их истории, их обычаев, не зная их языка и литературных произведений, оно считает их народом варварским, и слово «москаль» осталось обыкновенным изъявлением презрения. Духовенство со своей стороны», продолжает он, «хотя осторожнее, не щадит столь же презрительных сарказмов. Даже простой народ, по словам и поступкам господ и пастырей своих обыкновенно рассуждающий, угнетенный более прежнего самими же помещиками, отзывается ежечасно: «не бывало этого из-за Польши, не бывало этого из-за унии».
Русскому обществу, русской власти, конечно, было известно, что говорится и делается в крае; но это не мешало делам идти по данному им направлению. Продолжительный политический гнет Польши и религиозный гнет католичества настолко успел ослабить русский элемент края, некогда столь сильный здесь, что этот элемент стал как-то совершенно незаметен в крае. Этот элемент остался лишь в селе и не мог дать знать о себе русскому обществу. О нем действительно почти и не знали в Задвинской России. Между тем разработка русской истории тогда еще только начиналась. И что же удивительнаго, если даже образованные русские люди смотрели на Северо-Западный край глазами поляков, если они далеки были от мысли, что коренное население даже Виленской и Гродненской губерний решительно не польское, что значительная часть представителей полонизма в этих губерниях происходит от предков русских православных и что даже после политическаго соединения Литвы и Польши, в Литве на поляков смотрели, как на иностранцев.
Естественно было бы, по-видимому, смотреть на Западный край с указанной точки зрения и М. Н. Муравьеву: ведь он был коренной великорус, живший до тех пор в центральных (с. 14) губерниях России. Но в том-то и сказывается величие духа этого человека, что он усвоил себе совершенно самостоятельное суждение как о правах поляков на господство в Северо-Западном крае, так и на значение в нем русской народности.
Отправляясь в Витебск, М. Н. Муравьев счел своим долгом обстоятельно познакомиться с историей Северо-Западнаго края и захватил с собою десятка полтора книг, относящихся к этому отделу русской истории. Чтение этих книг имело громадное влияние на весь склад суждений Михаила Николаевича о задачах управления Северо-Западным краем. Прочитанные им книжки сказали ему, что до самой Люблинской унии поляк был иноземцем в Литовском княжестве, что княжество жило русскою жизнию, что громадное большинство населения принадлежало православной церкви. Узнал Михаил Николаевич из прочитанных книжек и то, что когда области, входившие в состав Литовскаго княжества, присоединены были к России, Императрица Екатерина II приобщила их к общей русской жизни и всячески старалась противодействовать полонизации их, и что если к началу второй четверти настоящаго столетия области эти в сильной степени были ополячены, то потому, что система управления краем, выработанная Императрицей Екатериной II, уступила впоследствии место другой противоположной системе, давшей возможность Чарторыйскому и его сотрудникам сильно ослабить в жизни края русские начала. Особенно сильное впечатление произвело на новаго вице-губернатора чтение сочинения Бантыш-Каменскаго: «О возникшей в Польше унии». Оно в особенности ознакомило его с минувшими судьбами православной церкви в Западной России. Впоследствии, став Виленским генерал-губернатором, он приказал перепечатать эту книгу в громадном количестве экземпляров и сильно распространил ее в крае.
Вот с какими воззрениями на прошлые судьбы края прибыл в Витебск новый вице-губернатор. В Витебске он, впрочем, не мог проявить резко этих воззрений; он оставался там не долго. В сентябре 1828 года. М. Н. Муравьев был переведен в Могилев на должность губернатора. С большим вниманием наблюдая за ходом производства дел и духом обитателей, как он сам гаворит о себе, везде старался он, где только закон и порядок дозволял, вводить российское производство. Поэтому во всеподданнейшем отчете за 1830 год он мог уже смело свидетельствовать пред Государем, что (с. 15) «край сей без малейшего затруднения или неудовольствия может быть приведен к единообразному с Россией положению, и что ежели до сих пор оный еще не совершенно, так сказать, слился с оною, то сему более причиною, что не было предпринято должных мер; ибо еще в 1773 году права русские были здесь совершенно введены и теперь, если б на то была воля Вашего Императорского Величества, не предстояло бы к водворению оных никаких особенных затруднений. — Я, продолжает Муравьев в своем всеподданнейшем отчете, достатачно на опыте удостоверился, что с весьма малым усилием правительства можно достигнуть до сего необходимого преобразования края, собственно для него полезного; ибо даже многим здесь коренным обывателям польское производство, особенно по кредитным делам, совершенно отяготительно, и ежели, со введением русских прав, Вашему Императорскому Величеству благоугодно будет повелеть ввести и преподавание предметов в училищах на русском языке, то весьма скоро край сей сблизится с Россиею, которого мнимое отдаление от оной существует более во мнении, нежели на самом деле.
Я воздерживаюсь подробным рассмотрением сего весьма необходимого преобразования края сего, осмеливаясь ныне вкратце всеподданнейше донести Вашему Императорскому Величеству, что для совершения сего достаточно иметь изъявление священной воли Вашего Императорского Величества и благоразумного местного исполнения, ибо Моги-левская губерния, по существу своему, не есть край столь чуждый, чтобы неудобно было оный совершенно слить с Россиею»
.
В другой записке, представленной Михаилом Николаевичем Государю, он указывал как на необходимость преподавания всех предметов на русском языке, так и на устранение римско-католического духовенства, в особенности монахов разных орденов, от участия в образовании и воспитании юношества в западных губерниях.
В конце 1830 года мирная деятельность Муравьева по улучшению административных порядков в Могилевской губернии должна была приостановиться. В это время в Царстве Польском вспыхнуло восстание, которое потом распространилось на Литву, Волынь и другие области Западной Руси. Для усмирения восстания в Царстве немедленно сформирована была действующая армия под начальством Дибича-Забалканскаго, а (с. 16) войска, находившиеся в Западном крае, поступили в состав резервной армии, над которой главнокомандующим был назначен граф Толстой. По прибытии в Витебск, Толстой увидел в числе представляющихся ему лиц М. Н. Муравьева и тотчас предложил ему состоять в его распоряжении при штабе армии для исполнения особых поручений. С этого времени начинается разнообразная и усиленная деятельность Михаила Николаевича, которая доставила ему превосходный случай ознакомиться на практике не только с общественным строем Западнаго края, но с духом его населения и, главное, с особенностями польского характера. Благодаря необыкновенной наблюдателности, Муравьев не оставил без внимания ни одной особенности края и приобрел обширный запас опытности, доставившей ему впоследствии возможность оказать весьма важные услуги государству. Этот период деятельности Муравьева важен еще в том отношении, что он теперь уже наметил все те мероприятия, к которым прибегал потом при умиротворении Западного края в 1863 году.
