Вернемся теперь к Тробрианским островам. Пубертатный период здесь начинается раньше, но мальчики и девочки начинают жить половой жизнью еще до его наступления. В социальной жизни тробрианца пубертатный период не становится резкой поворотной точкой, как в тех примитивных обществах, где проводятся церемонии инициации. Мальчик постепенно, по мере того как становится мужчиной, начинает принимать более активное участие в экономических занятиях племени; он считается молодым мужчиной (улатиле), и к концу пубертатного периода он — полноправный член племени, готовый к браку, выполнению обязанностей и осуществлению прав. Девочка, которая в начале пубертатного периода более свободна и независима от семьи, также должна больше работать, активнее проводить свободное время и выполнять все те ритуальные, экономические и правовые обязанности, которые накладывает на нее полная зрелость.
Но важнейшее и наиболее интересное для нас изменение — частичный распад семьи, который происходит, когда мальчики и девочки в подростковом возрасте перестают постоянно жить в родительском доме. Братья и сестры, избегающие друг друга уже много лет, с самого детства, должны соблюдать строгое табу, чтобы исключить любую возможность контакта в этот период поиска сексуальных отношений. Эта опасность устраняется с помощью специального института, букуматула. Это название специальных домов, где живут группы мальчиков и девочек подросткового возраста. Мальчик, достигнув половой зрелости, идет в такой дом, которым управляет молодая вдова или молодой мужчина, где живут несколько подростков, от трех до шести человек, и куда приходят их возлюбленные
[27]. Таким образом, подростки уходят из родительского дома, хотя, пока мальчик не женится, он всегда будет возвращаться домой, чтобы поесть, и будет работать на родителей. Девочка в редкие целомудренные ночи тоже может возвращаться домой.
Какие установки по отношению к матери, отцу, сестре или брату складываются у меланезийских мальчика или девочки на этом важном этапе? Так же, как и в случае с европейскими мальчиком или девочкой, мы видим, что в этот период только закрепляется, принимает окончательную форму то, что постепенно формировалось на протяжении предыдущих этапов жизни. Мать, от груди которой ребенок был отнят, — в самом широком смысле этого слова, — остается для него главным родным человеком на всю оставшуюся жизнь. Если некому будет ее обеспечивать, это будет делать он, и ее дом всегда будет для него вторым домом. Привязанность и забота, предписываемые социальным долгом, по-прежнему основываются на действительном чувстве, и когда взрослый мужчина умирает или у него случается несчастье, мать горюет, и ее скорбь — самая долгая и искренняя. Тем не менее между матерью и ребенком мало личной дружбы, взаимного доверия и близости, которые так характерны для этих отношений в нашем обществе. Отделение от матери, которое на каждом этапе, как мы видели, проходит легче и более основательно, чем у нас, с меньшим количеством ранних травм и насильственного подавления, оказывается более полным и гармоничным.
Отец в этот период временно забыт. Мальчик, который уже ребенком был вполне независимым гражданином маленькой детской республики, с одной стороны, получает сейчас дополнительную свободу в виде букуматула; с другой, его в гораздо большей степени связывают различные обязательства по отношению к его када (дяде по матери). У него остается меньше свободного времени и меньше интереса к отцу. Позже, когда начинаются конфликты с дядей, он, как правило, снова поворачивается к отцу, и между ними тогда устанавливается дружба на всю жизнь. Но на этом этапе, когда подросток должен выполнять свои обязанности, изучать традиции, ремесла и магию, у него больше интереса к брату матери, его учителю и наставнику, и у них прекрасные отношения
[28].
Существует еще один важный момент, отличающий чувства меланезийского мальчика к родителям от чувств образованного мальчика в нашем обществе. У нас в пубертатный период, когда происходит социальная инициация, перед подростком открывается новый яркий мир, и его сияние бросает странную тень на прежние теплые чувства ребенка к отцу и матери. Его собственная сексуальность отдаляет его от родителей, вносит сумятицу в отношения с ними и порождает серьезные трудности. Другое дело — матрилинейное общество. Отсутствие раннего периода непристойного поведения и первого мятежа против власти родителей; постепенное и открытое развитие сексуального импульса с тех пор, как он впервые начал волновать молодую кровь; позиция доброжелательных наблюдателей, которую занимают родители по отношению к сексуальности своего ребенка; полное, но постепенное исключение матери из любовных чувств мальчика; одобрение отца — все это способствует тому, что усиление сексуальности в период полового созревания не влияет напрямую на отношение к родителям.
Однако отношения между братом и сестрой существенно меняются в результате усиления сексуальности — особенно в пубертатный период. Это табу, которое распространяется на все свободное сообщество и полностью исключает мотив секса из отношений брата и сестры, влияет на сексуальные представления обоих. Ибо, во-первых, нужно помнить, что это табу — серьезный сексуальный барьер в жизни мужчины, который он не может преодолеть, и что это также важнейшее правило нравственного поведения. Более того, запрет, начинавшийся в детстве с разлучения братьев и сестер и сущностью которого всегда остается это разлучение, распространяется также на всех других женщин той же родовой общины. Таким образом, сексуальный мир для мальчика делится на две половины: одна из них, куда входят женщины его собственного клана, для него запретна; другая, к которой принадлежат женщины остальных трех кланов, законна.
Сравним теперь отношения между братом и сестрой в Меланезии и Европе. У нас детская близость постепенно сходит на нет и сменяется довольно-таки скованными отношениями, при которых сестра естественным образом, но не полностью отделена от брата социальными, психологическими и биологическими факторами. В Меланезии в ту пору, когда между братом и сестрой может возникнуть какая-либо близость в играх или общие детские секреты, вступает в силу строгое табу. Сестра остается таинственным существом: она всегда рядом, но никогда не приближается, отделенная невидимой, но непробиваемой стеной традиционного закона, который постепенно превращается в моральный и личный императив. Сестра — единственное слепое пятно на сексуальном горизонте. Любые естественные импульсы детской нежности с самого начала и систематически подавляются, подобно другим естественным детским импульсам в нашем обществе, и сестра становится, таким образом, «неприличным» объектом для размышлений, интереса и чувства, так же, как вещи, считающиеся запретными для наших детей. Позднее, когда появляется личный опыт сексуальной жизни, пелена скрытности, разделяющая этих двоих, еще уплотняется. При том что они должны постоянно избегать друг друга, брат — кормилец семьи сестры, и вследствие этого они постоянно должны помнить друг о друге. Такое искусственное и раннее подавление приводит к определенным результатам. Психологи фрейдистской школы могут легко их предсказать.
