Таким образом, человек не мог унаследовать инстинкт стадности, несвойственный ни одному животному, а только разве что «стадность», возникающую от случаю к случаю. Это, очевидно, означает, что в целом человек склонен к определенной адаптивности в коллективном, а не индивидуальном поведении, — предположение, совершенно бесполезное в решении любой конкретной антропологической проблемы. Однако даже предположение о склонности человека к стадному образу жизни глубоко ошибочно, и мы можем это доказать. Склонен ли человек выполнять все важные действия или даже любую четко определенную деятельность сообща, «стадом»? Действительно, он может бесконечно развивать свою способность взаимодействия; принуждать все большее число себе подобных к решению какой-нибудь общей культурной задачи. Но какой бы вид деятельности мы ни взяли, человек также способен выполнить свою работу без посторонней помощи, если того требуют условия и тип культуры. К процессам, связанным с питанием и удовлетворением физических потребностей, относятся всевозможные виды деятельности: собирательство, рыболовство, земледелие, и они осуществляются либо в группе, либо по одному, в результате коллективного труда или индивидуальных усилий. Что касается продолжения рода, здесь также существуют как коллективные формы сексуального соперничества, группового брака, так и строго индивидуальные формы ухаживания. Коллективная забота о детях, характерная, по крайней мере, для насекомых, не имеет аналогов в человеческом обществе, где мы видим индивидуальную родительскую заботу об отдельных детях. Многие религиозные и магические церемонии совершаются в группе, но индивидуальные обряды инициации, одиночные опыты и уединенно переживаемые откровения играют в религии не меньшую роль, чем коллективные формы культа. В области сакрального — не больше признаков «стадности», чем в любом другом типе человеческой культуры
[59]. Итак, анализ видов культурной деятельности не выявил никаких тенденций к стадности. Фактически, чем дальше назад, тем больше преобладает индивидуальный характер, по крайней мере, в области экономических занятий. Однако эта деятельность никогда не бывает полностью одиночной, и стадия «индивидуального поиска пищи», о которой говорят некоторые экономисты, кажется мне вымыслом: даже на низших уровнях организованная деятельность всегда идет бок о бок с индивидуальными усилиями. Бесспорно то, что по мере развития культуры индивидуальные экономические занятия постепенно исчезали и в конце концов были вытеснены коллективным производством в огромных масштабах. Получалось бы, что «инстинкт» усиливался с развитием культуры, а это, как можно легко понять, reductio ad absurdum!
[60]
Еще один подход к проблеме так называемого стадного инстинкта состоит в изучении природы связей, объединяющих людей в социальные группы. Эти связи — политические, правовые, лингвистические или традиционные — все без исключения носят приобретенный характер; собственно говоря, легко увидеть, что они вовсе не содержат никакого врожденного элемента. Возьмем языковые связи, объединяющие группы людей на всех уровнях культуры и резко отличающие их от тех, с кем невозможно общаться при помощи речи. Язык — это полностью приобретенная физическая привычка. Она не основана ни на какой природной физической потребности и полностью зависит от культуры и традиции племени, т. е. от элементов, которые варьируются в пределах одного вида и не могут быть врожденными. Более того, ясно, что невозможно было унаследовать «языковой инстинкт» от предков, которые никогда не пользовались для взаимодействия символическим условным кодом.
Какую бы форму организованного сотрудничества мы ни рассматривали, беглый анализ обычно выявляет, что она основана на культурных артефактах и регулируется общепринятыми нормами. В экономической деятельности человек применяет инструменты и использует традиционные методы. Следовательно, социальные связи, объединяющие взаимодействующие группы в экономике, полностью основываются на механизме культуры. Это же относится к организации с целью участия в войне, соблюдения религиозного церемониала, отправления правосудия. Природа не могла наделить людей специальными реакциями на культурные артефакты, традиционные правила и нормы, символические звуки по той простой причине, что все эти объекты находятся за пределами царства природы. Формы и факторы социальной организации обусловлены в человеческом обществе культурой, а не природой. Не может быть никакой врожденной склонности управлять паровозом или пулеметом просто потому, что появление этих предметов нельзя было предвидеть в природных условиях, в которых создавался человек как биологический вид.
Во всех ситуациях, требующих организованного поведения, человек применяет не природные способности и знания. С психологической точки зрения, человеческая организация основывается на сентиментах, т. е. на сложных, постепенно складывающихся установках, а не врожденных тенденциях. Связи между людьми всегда соотносятся с артефактами, инструментами, утварью, оружием, изобретениями, выходящими за рамки природного анатомического «оснащения» человека. Человеческая социальность — это всегда сочетание правовых, политических и культурных функций. Это не просто тождество эмоционального импульса, не просто уподобление реакции стимулу, но приобретенная привычка, обусловленная существованием искусственного сочетания условий. Все это станет понятнее после того, как мы обсудим, как врожденные тенденции внутри семьи преобразуются в социальные связи.
Подводя итог, мы можем сказать, что люди, очевидно, должны действовать сообща и что организованное поведение — один из краеугольных камней культуры. Но если коллективное поведение животных объясняется врожденными тенденциями, то для людей это постепенно сформировавшаяся привычка. Человеческая социальность усиливается с развитием культуры, а если бы это была просто стадность, она должна была бы уменьшаться или, по крайней мере, оставаться неизменной. Очевидно, что в основе культуры лежит глубокое изменение врожденных способностей и качеств, и в этом процессе большинство инстинктов заменяются пластичными, хотя и направленными тенденциями, которые могут преобразоваться в культурные реакции. Социальная интеграция этих реакций — существенная часть процесса, но она становится возможной благодаря общей пластичности инстинктов, а не какой-то особой наклонности к стадному образу жизни!
Мы можем, таким образом, заключить, что происхождение любого типа человеческой организации нельзя отнести к стадным наклонностям и тем более к какому-то особому «стадному инстинкту». Далее мы покажем, что аналогом этому принципу по необходимости может быть только тот, согласно которому семья — это единственный вид объединения, который человек перенял у животного. Однако в процессе перехода природа и структура этой единицы изменились кардинально, хотя форма и осталась удивительным образом неизменной. Объединение родителей и детей, постоянство материнской привязанности, отношение отца к ребенку — все это такие явления в человеческой культуре, удивительные параллели с которыми прослеживаются и в мире высших животных. Но по мере того как семья начинает регулироваться культурными механизмами, инстинкты, единственные ее регуляторы у животных, трансформируются в нечто такое, что не существовало до человека: я имею в виду культурные связи социальной организации. Мы переходим теперь к изучению этой трансформации инстинктивных реакций в особое поведение, складывающееся в условиях культуры.
