Дорога на Рим лежала перед Ганнибалом свободной. Однако римляне не отправили послов к Ганнибалу просить мира. Они стали спешно готовиться к осаде, чинили городские укрепления, разрушили мосты через Тибр. Чтобы пресечь панику, сенатом было объявлено чрезвычайное положение и принято решение избрать диктатора. В отсутствие консулов его выбрали в Народном собрании. Диктатором стал 60-летний Квинт Фабий Максим, человек очень опытный, разумный и осторожный. Он воевал с пунийцами еще в первую войну, дважды избирался консулом, удостаивался триумфа. Он понимал, что в первую очередь необходимо восстановить боевой дух римлян. Поэтому, едва вступив в должность, Фабий заявил в сенате, что разгром при Тразименском озере – результат не столько безрассудства Фламиния, сколько проявленного им пренебрежения к религии. Чтобы обеспечить римскому государству поддержку богов, под руководством диктатора были тщательным образом исполнены обеты Марсу, Юпитеру посвятили великие игры, а Венере и Разуму – храмы. Богам совершили торжественные молебствия и принесли первые плоды урожая.
Из опыта трех проигранных сражений Фабий понял, что у римлян пока мало шансов одолеть главные силы противника в открытом бою. Поэтому диктатор избрал другую тактику, за которую его впоследствии прозвали Кунктатором, т. е. «Медлителем». В той тяжелейшей ситуации, в какой оказался Рим после разгрома у Тразименского озера, эта тактика была наиболее оправданной. Проведя набор новых легионов, Фабий принял командование армией консула Сервилия. Но, имея достаточно крупные силы, он уклонялся от генерального сражения, осторожно следовал за продвижением Ганнибала, стараясь постепенно измотать его армию мелкими стычками и затруднить ее снабжение. Он не поддавался ни на какие ухищрения Ганнибала, пытавшегося вызвать его на открытое сражение. Властью диктатора Фабий предписал римским крестьянам уничтожать на пути неприятельского войска все продовольственные припасы. Побеждая в отдельных небольших столкновениях противника, римские солдаты вновь обретали уверенность в своих силах. Ганнибалу стало ясно, что он имеет дело с полководцем, равным ему по искусству и твердости характера. Видя по-прежнему многочисленные римские легионы, пуниец как-то сказал: «Когда-нибудь эта туча прольется дождем и градом!»
Возможно, теперь Ганнибал сожалел, что сразу после победы над Фламинием не пошел на Рим, а решил дать отдых своим войскам. Но и тогда, и теперь он понимал, что без надежного тыла вести длительную осаду Рима невозможно. Поэтому пунийский вождь сделал ставку на то, чтобы привлечь на свою сторону италийских союзников и подданных Рима. Правда, в Средней Италии эти расчеты не оправдались: ни один город добровольно не вступил в союз с карфагенянами. Но на юге полуострова, где еще помнили о событиях времен Пирра и Самнитских войн, Ганнибал мог надеяться на успех своих политических планов и богатую добычу. Туда он и направился, понимая, что без союзников, без новых успехов и грабежа его армия могла растерять свои замечательные боевые качества.
Однако на своем пути Ганнибал однажды едва не оказался в западне. Проводник неправильно понял или не захотел понять указания Ганнибала и повел его не в ту сторону. Когда это выяснилось и надо было поворачивать назад, обратная дорога через перевал была уже перекрыта римлянами. Фабий, неотступно следовавший по пятам противника, выслал вперед четырехтысячный отряд, который занял господствующую над дорогой высоту. Сам диктатор с остальным войском укрепился на вершине другого холма. Вернуться назад в уже разоренную область и зимовать там Ганнибал не мог. Надо было прорываться, спасаясь от окружения. И Ганнибал нашел хитроумный выход. Он приказал собрать как можно больше хвороста и привязать изготовленные из него факелы к рогам двух тысяч быков из числа тех, что вела за собой армия. В середине ночи полководец велел поджечь факелы и гнать испуганных быков к высоте, занятой передовым римским отрядом. Следом тихо выступило пунийское войско. Разъяренные видом пламени и страшной болью быки разбежались по всей округе. Римляне, думая, что они уже окружены врагами, бежали, покинув позицию на перевале. Фабий, не понимая, что собственно происходит, не стал ввязываться в ночное сражение. Так Ганнибал прошел перевал, не потеряв ни людей, ни добычи.
Выбравшись из окружения, Ганнибал устроился на зимние квартиры в одном из захваченных городков, мечтая о новом победоносном сражении. Но пока Фабий Медлитель твердо придерживался своей стратегии, положение Ганнибала могло только ухудшаться. Его армия постепенно теряла людей, италийские города хранили верность Риму или выжидали. Карфагенское правительство не спешило прислать своему полководцу деньги и подкрепления.
Тем временем в Риме действия Фабия Максима вызывали непонимание и раздражение. Роптали крестьяне, чьи поля опустошались воюющими армиями. Многим стало казаться, что диктатору просто не хватает решительности и мужества, чтобы сразиться с врагом. Некоторые даже подозревали, что он нарочно затягивает войну, выполняя какое-то секретное соглашение с Ганнибалом. Как иначе, – думали противники Фабия, – объяснить, что Ганнибал, грабя страну, велел не трогать поместье, принадлежащее диктатору? Недовольство тактикой Фабия особенно усилилось после того, как в его отсутствие начальник конницы Гай Минуций сумел нанести незначительное поражение войскам Ганнибала. Вопреки всем обычаям, Минуцию даже предоставили равные с диктатором полномочия и половину армии. Правда, следующее сражение, в которое Минуций неосмотрительно вступил, поддавшись на хитрость Ганнибала, едва не закончилось разгромом. Только своевременная помощь, оказанная Фабием, спасла его коллегу от полного уничтожения. Спасенный Минуций признал над собой авторитет многоопытного Фабия Максима.
Впрочем, после этого случая отношение большинства римских граждан к Фабию не изменилось. Срок его диктатуры истек, и на выборах консулов следующего 216 года в острой борьбе были избраны Гай Теренций Варрон и Луций Эмилий Павел. С их именами связана самая черная страница в военной истории Рима – битва при Каннах.
Варрон, сын разбогатевшего торговца мясом, еще раньше обратил на себя внимание, выступая в защиту простонародья, против знати. Римский плебс, состоявший в основном из мелких крестьян, острее всего ощущал на себе бедствия войны. Он требовал решительных действий и поэтому отдал свои голоса за самонадеянного Варрона. Тот обещал разбить врага в тот же день, когда его встретит, и заявлял, что войну в Италию привела знать и злонамеренно ее затягивает, а под начальством таких трусов, как Фабий, войне вообще не будет конца. Эмилий Павел, напротив, целиком разделял стратегию Медлителя и был известен как честный и благородный человек.
Консулам было поручено пополнить армию новым набором, и ее численность достигла 80 тысяч пехотинцев и 6 тысяч всадников. Никогда еще Рим не выставлял такой могучей армии. Ганнибал имел всего 40 тысяч пеших воинов – вдвое меньше! Зато его конница и по численности (14 тысяч человек) и, главное, по боеспособности превосходила римскую.
Положение Ганнибала продолжало между тем ухудшаться. В разграбленной и опустошенной стране все труднее становилось добывать продовольствие. Подкреплений и союзников не было. Воины требовали жалованья и роптали на голод. Испанцы готовились перейти на сторону римлян. Даже сам Ганнибал, говорят, иногда подумывал бросить пехоту и с конницей бежать в Галлию. Но когда ему стало известно о разногласиях между консулами и о стремлении Варрона как можно скорее дать сражение, Ганнибал понял – у него есть шанс изменить ситуацию.
