То есть даже во время упомянутых переговоров поляки никак не поднимали тему якобы расстрелянных НКВД польских офицеров. А ведь любой визит любой правительственной делегации в иностранное государство априори обеспечивается информацией разведки. Тем более во время войны. Значит, и на тот момент польская военная разведка не располагала никакими сведениями на этот счет. И всего лишь по той простой причине, что советские чекисты попросту не устраивали такого варварства. Прекрасная агентурная сеть польской военной разведки на этих территориях в любом случае зафиксировала бы расстрел нескольких тысяч польских офицеров, тем более что польская разведка вела негласное наблюдение за ними. Подчеркиваю, что прямо или косвенно польская агентура узнала бы об этом и по радио (она практически вся была радиофицирована) сообщила бы своему руководству в Лондон. Но ничего подобного не было.
Особой «популярностью» у фальсификаторов катынского дела пользуется то якобы реальное обстоятельство, что поляков расстреляли по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года. Причем в первую очередь используется некая записка Л. П. Берия № 794/Б от «___» марта 1940 года, как якобы инициировавшая это решение Политбюро. Учитывая то обстоятельство, что этот якобы документ — «записка Берия» — является фактически центральным основополагающим «документом» в системе якобы «доказательств» фальсификаторов катынского дела с выводимыми ими из этого крайне резкими обвинениями в адрес Сталина и СССР, было бы вполне уместно, если и мы остановимся на нем более подробно. Ниже в сжатой форме излагаются основные положения содержания главы «Загадка "записки Берия"» книги В. Н. Шведа — «Тайна Катыни» (М., 2007, с. 153 — 165) — в сопровождении комментариев и данных, которыми располагает автор настоящих строк, которые отделены от сведений Шведа курсивом.
В упомянутой записке Берия якобы предложил расстрелять 25 700 военнопленных и арестованных поляков. Утверждается также, что эта в реальности не имеющая точной даты, якобы записка была составлена 5 марта 1940 г. По сути дела, здесь идет искусственная привязка к якобы имевшему место заседанию Политбюро ЦК ВКП(б). К тому же утверждается, что Берия ее лично принес на заседание Политбюро.
Однако в действительности, в период с 28 февраля по 6 марта 1940 года включительно Берия не был у Сталина! По отношению к указанному промежутку бремени последний раз у Сталина Берия был 27 февраля (вход в 18.00 — выход в 19.35), а затем только 7 марта — вход в 23.20, выход в 1.10
[250]. Кроме того. Судя по контингенту посетивших Сталина 5 марта лиц, никакого заседания Политбюро в тот день не было. В тот день у него были: Молотов (вход — 20.40, выход — 0.10), Ворошилов (вход и выход аналогично Молотову), Шапошников (начальник ГШ, вход — 20.50, выход — 0.10), Павлов (командующий ЗАПОВО, вход — 20.50, выход — 0.10), Василевский (в тот период заместитель начальника ОУ ГШ, вход — 20.50, выход — 0.10), Кравченко (начальник Особого технического бюро при НКВД СССР, вход — 22.15, выход — 23.35), Смушкевич (в тот период генерал-инспектор ВВС РККА, вход — 22.15, выход — 23.35), Кузнецов (нарком ВМФ, вход — 23.00, выход — 23.35), Агальцов(член ВС ВВС РККА, командир авиаполка, вход — 22.15, выход — 23.35)
[251]. Как это и так очевидно, никаким заседанием Политбюро тут и не пахнет — судя по контингенту лиц, ясно обсуждались крупные военные и технические (явно связанные с оборонкой) вопросы. Кстати говоря, контингент лиц, посетивших Стакана в период с 20 февраля по 10 марта 1940 г. включительно, также не позволяет сделать вывод о том, что имело место заседание Политбюро. Явно шло интенсивное обсуждение каких-то очень серьезных вопросов, связанных с обороной, в том числе и с производством оружия и военной техники. Только состав посетителей 11 марта 1940 г. дает основание предполагать, что могло иметь место заседание Политбюро, потому что там были Молотов, Ворошилов, Берия, Микоян, Каганович, Жданов. Впрочем, основания эти довольно-таки шаткие, потому, что у них только выход практически одинаковый, а вот вход — в разное время
[252]. На заседаниях Политбюро такого не могло быть, чтобы его члены пришли бы в разное бремя.
Теперь же стали утверждать, что-де эту записку следует датировать 29 февраля 1940 года. Причем на том основании, что в архивах были найдены два письма с № 793/б от 29 февраля 1940 г.
[253], № 795/Б и № 796/Б от 29 февраля 1940 г. Как указывает уважаемый В. Н. Швед, этому послужили письма начальника Управления регистрации и архивных фондов ФСБ РФ генерал-майора В. С. Христофорова № 10/А1804 от 31.12.2005 г. и № 10/ А120 от 19.01.2006 г., которые явились ответами на запросы депутата Государственной Думы Андрея Соловьева. Однако В. Н. Швед тут же указывает, что в записке Берии фигурируют данные, которые поступили от начальника УПВ НКВД СССР П. К. Сопруненко
[254] только 3 марта 1940 г.
[255] Само собой разумеется, что Берия не мог их использовать 29 февраля.
Дотошный исследователь В. Н. Швед установил также, что:
1. Страницы исследуемой «записки Берии № 794/Б» печатались в разное время. Вот результаты его исследования: «На первой странице электронной копии записки, которая несколько меньше оригинала, отступ текста от левого края листа составляет 56 мм, на второй и третьей — 64 мм, на четвертой — 60 мм».
