Полицейские не проявляли должного усердия. Им давно надоела
борьба с коммунистическими шпионами, так как в страну уже почти легально, не
таясь, вот уже два года приезжали многие деятели оппозиции из-за рубежа, среди
которых были и коммунисты, и социалисты. Режим Пиночета вынужден был считаться
с мнением людей и уже не мог себе позволить арестовывать каждого, кто пересекал
границу. Вот почему представители официальных властей не проявляли особого
рвения, отыскивая неизвестного мистера Хаксли. Старший из них лениво спрашивал
портье:
— Кто-нибудь останавливался в вашей гостинице за
последние три-четыре дня?
— Конечно, господин, — улыбнулся портье, —
более ста человек.
— Среди них не было вот этого, — чиновник достал
фотографию. Портье долго всматривался в лицо незнакомого человека.
У Гомикавы, следившего за их разговором в холле перехватило
дыхание, пока длилась эта немая сцена, уже через мгновение портье, чуть
поколебавшись, отдавал карточку назад.
— Нет, такого господина у нас не было.
— Может быть, у вас останавливался мистер Саудере или
мистер Хаксли? — спросил молодой, более настырный, чем его товарищ.
— Нет, — решительно сказал портье, — под
такой фамилией у нас никого нет. Впрочем, — он широко улыбнулся, — вы
же знаете, у нас можно зарегистрироваться под любой фамилией. Мы не спрашиваем
документов.
— Значит, этого человека не было в вашей гостинице?
— Нет, но… — портье снова заколебался, — он
похож на одного из наших постояльцев…
Гомикава весь напрягся.
— Но тот приехал с женой и сейчас лежит наверху, плохо
себя чувствует.
— Нет, это не он, — покачал головой старший
полицейский чиновник, — тот должен быть один.
— Может быть, поднимемся, посмотрим, — предложил
второй.
Гомикава вскочил, подходя к лифту, чтобы успеть раньше них.
— Не стоит, — махнул рукой старший, — это,
наверняка, не он. Наше руководство уже просто потеряло голову. В таком отеле
социалисты не останавливаются. Он слишком дорогой для них.
— Вот именно, — захохотал довольный его шуткой
портье.
Гомикава перевел дыхание. Перекинувшись еще несколькими
словами, полицейские вышли на улицу. Сэй проводил их долгим тревожным взглядом.
Он не заметил, что к этой беседе прислушивался еще один человек, сидевший в
кресле с газетой в руках.
Когда Гомикава вошел в лифт, сидевший в кресле отложил
газету. Это был Миура.
Талька. 30 ноября 1988 года
Они выехали из города во втором часу дня после плотного
обеда в небольшом местном ресторанчике, куда благоразумный «Дронго» пригласил и
сержанта. За обедом сержант почти не пил, сосредоточенно жевал еду, Двигая
всеми мышцами лица.
Армейский «джип» старого образца, который им предоставил
«любезный» полковник, был тем не менее на отличном ходу и Фрага довольно
уверенно вел его в горы, пытаясь немного сократить путь.
«Дронго», сидевший рядом, несколько раз пытался заговорить с
сержантом, но тот отличался особой немногословностью, которая обычно присуща
старым воякам и одиноким холостякам. Поняв, что эти попытки бесполезны,
Саундерс оставил его в покое.
Несколько раз их обгоняли армейские колонны, возвращавшиеся,
очевидно, с каких-то маневров. Солдаты весело кричали им что-то, смеялись,
шутили. Сержант каждый раз беззлобно ругался и прибавлял скорость, не отвечая
на эти возгласы.
Часа через два после того, как они выехали из Тальки,
сержант остановил машину у небольшой фермы, стоявшей метрах в десяти от дороги,
и отправился туда попросить воды. Ленарт увязался за ним.
Хозяин, пожилой чилиец, лет шестидесяти, радушно предложил
гостям холодного пива. Он с удовольствием отвечал на вопросы Ленарта, но только
до тех пор, пока не узнал, куда они направляются.
Хозяин фермы сразу изменился в лице, став замкнутым и
неразговорчивым. Удивленный такой переменой, Марк прекратил расспрашивать.
Когда они выходили из дома, хозяин тихо шепнул Марку:
— Это очень грязное место, мистер. Очень… —
выразительно посмотрев, добавил он и перекрестился.
Ехать пришлось еще довольно долго, около часа, пока,
наконец, вдалеке не показалась высокая ограда, окруженная колючей проволокой.
Автомобиль въезжал в лагерь «Дигнидад».
Сидя в мащине, Саундерс обратил внимание на двойную ограду,
окружавшую лагерь. Всюду виднелись различные строения, разбросанные по большой
территории «Дигнидада».
Ричард знал, что еще больше десяти лет назад колонию посетил
сам диктатор Пиночет, оставшийся чрезвычайно довольным от посещения подобной
колонии в своей стране. Приезжали в «Дигнидад» и представители официальных
властей, причем не только чилийских Из ФРГ частыми гостями были представители
ХСС, которых всегда радушно принимали в лагере.
[10]
После того как их документы внимательно проверили при
въезде, их, наконец, впустили. Саундерс обратил внимание, что Фрагу здесь
хорошо знали, охранники здоровались с ним, не проверяя его документов.
Автомобиль въехал на территорию лагеря и резко затормозил у одного из зданий.
Со всех сторон уже бежали люди, приветствуя Фрагу. Многие,
однако, настороженно смотрели на прибывших с ним гостей.
Из дома вышел невысокий лысоватый господин. У него было
широкое лицо баварского бюргера, большой лоб, крупный мясистый нос. Саундерс
сразу узнал его по фотографиям, хранившимся в досье «Интерпола». Это был сам
основатель колонии Пауль Шэфер.
— Здравствуйте, господа, — внимательно глядя,
сказал он, протягивая руку. — День добрый, Хуан, — кивнул он
сержанту, — что привело вас сюда в христианскую общину?
— Мы — английские журналисты, — сказал Ричард на
ломаном испанском, — и хотели бы рассказать о вашей колонии нашим
читателям. О ней ходит много интересных слухов, но наши подписчики хотят знать,
правду.
— Увы, эти слухи не всегда правдивы, — вздохнул
Шэфер. — Прошу вас, господа, в нашу скромную обитель.
«Дронго», кивнув Марку, взял свою сумку правой рукой. Он
принуждал себя постоянно помнить о несуществующей левой руке. По документам он
был английским журналистом, потерявшим руку, и никак не мог появиться в
колонии, имея две здоровые руки.
От Саундерса не укрылось и то обстоятельство, что сам Шэфер
не смотрел их документы. Очевидно, дежурные охранники у ворот лагеря уже
предупредили главу «Дигнидада» о нашем появлении, — понял «Дронго».
