Дядя Жора в это время, сунув руки в карманы брюк, благодушно
скалил зубы. Если б он уже давно не был у меня на подозрении, я бы сказала, что
выглядел он даже интеллигентно, должно быть, это и ввело молодого человека в
заблуждение. Он выбросил вперед руку с желанием продемонстрировать всем, кто
тут может острить, а кому лучше помалкивать в тряпочку. Его кулак еще только
нацелился в лицо дяди Жоры, а тот уже утратил все черты интеллигента, легонько
отшатнулся, уходя от удара, и совершенно не по-джентльменски заехал парню ногой
в известное место. Того перекосило и от боли, и от возмущения. Второй бросился
на выручку, но уже с сомнением в скорой победе, и оказался прав: дядя Жора
виртуозно владел кулаками, то есть искусством бить морду ближнему. Марья не
ошиблась: у него большой жизненный опыт, и думаю, своего нынешнего благополучия
он добился в рукопашных схватках. Не джентльмен, одним словом.
Оба врага были быстренько повержены. Я с грустью взирала на
все это. Из-за двери выглянула Марья и удовлетворенно сказала:
– Сподобил господь избавиться от супостатов, а я уж окно
отворила…
– Зачем? – удивилась я, помня, что живу на третьем
этаже и такой способ отхода чреват последствиями.
– Хотела орать «пожар», чтоб народ сбежался. Чего с этими
делать будем?
– Ничего, – буркнула я, крайне недовольная развитием
событий. Хотя нам надо бы радоваться: не будь дяди Жоры, «эти» увезли бы меня в
неизвестном направлении. И даже страшно подумать… Правда, и сейчас страшно:
врагов я наживаю с завидной легкостью и конца этому не видно.
Дядя Жора вновь удивил меня. Он сгреб обоих гостей за
шиворот и выволок на лестничную клетку, хотя на двоих в парнях было килограммов
двести. Чужой жизненный опыт вновь не оставил меня равнодушной.
Между тем Марья схватила две здоровенные сумки, которые
успела набить до отказа, и поволокла их из квартиры. Дядя Жора прихватил ту,
что собрала я, мы заперли дверь и поспешили спуститься вниз. Уже в дверях дядя
Жора нас опередил, и из-за его спины я увидела, что напротив подъезда стоит
видавший виды двухдверный «БМВ». Парень с сонным выражением лица, сидящий за рулем,
внезапно оживился, а дядя Жора радостно спросил:
– До вокзала не подбросишь?
Парень зачем-то полез из машины и схлопотал дверью по носу,
потому что дядя Жора, войдя во вкус, действовал совершенно по-разбойничьи.
Дверь он тут же распахнул и, пока молодой человек пытался справиться с
изумлением, заехал ему в ухо. Парень обмяк и затих, а дядя Жора забросил вещи в
мою машину и устроился за рулем. Через двадцать минут мы тормозили возле церкви
Святой Анны, и я увидела морячка рядом с «Чероки». Он помахал нам рукой, потом
пошептался с дядей Жорой, пересел в мою машину, а мы, соответственно, в
«Чероки». Марья попробовала задавать вопросы, но ей никто не отвечал, оттого я
и не собиралась понапрасну расточать свое красноречие. Однако, когда мы еще
через двадцать минут въехали в гараж скромного особнячка (скромного, потому что
рядом возвышались хоромы, в которых при желании могли разместиться два полка),
я все-таки спросила:
– Что это такое?
– Дом, – улыбнулся дядя Жора.
– Вижу, что дом, – огрызнулась я. – А чей?
– В настоящий момент наш.
– То есть вы его купили?
– Можно сказать и так, – пожал он плечами. – Здесь
вы будете в безопасности.
– Вот и хорошо, – кивнула Марья, хватая сумки.
Дом внутри выглядел исключительно комфортно и обставлен был
со вкусом. В гостиной на каминной полке фотографии в рамках: мужчина в летах,
молодая женщина и трое очаровательных ребятишек.
– Это ваши друзья? – закинула я удочку, и дядя Жора
утвердительно кивнул, но доверять ему я не стала. В общем, мы начали обживать
дом.
Вернувшийся морячок занялся ужином, то есть первоначально
занималась им Марья, но потом она увлеклась молитвами из красной тетрадки, а
Витя как-то незаметно занял ее место у плиты. Я устроилась на веранде подальше
от компании, но там скоро появился дядя Жора.
– Не помешаю? – спросил он, протягивая мне бутылку
пива, вторую он держал в левой руке.
– Нет, – ответила я и даже от пива не отказалась, хотя
терпеть его не могла.
Дядя Жора излучал надежность и доброжелательность. Я подумала,
если уж ему охота изображать доброго дядюшку, отчего бы не воспользоваться этим
и попросила:
– Расскажите мне о папе.
Дядя Жора кивнул и рассказывал минут двадцать, увлеченно и с
удовольствием. Но при этом почему-то казалось, что ничего общего с реальностью
его рассказ не имеет. Еще одна странность: из всего им изложенного я мало что
смогла почерпнуть. То, что папа хороший человек и почти что гений, это ясно, но
ничего конкретного. Неожиданно он сменил тему и начал выспрашивать меня о моей
жизни. Я не собиралась особенно распространяться на этот счет, но почему-то
говорила без умолку. Дядя Жора слушал и время от времени кивал.
– Я хочу сказать вам кое-что, – вздохнула я.
– Слушаю.
– Знаю, что слушаете. А поверите?
– Постараюсь.
Я опять вздохнула, собираясь с силами, и заявила:
– Я не убивала мужа. Мне бы такое даже в голову не пришло.
Дядя Жора похлопал по моей руке ладонью и улыбнулся:
– Это не имеет значения.
– Для вас, – разозлилась я, – но не для меня.
Конечно, вы выполняете волю моего покойного родителя, и вам все по фигу… – Тут
мы уставились друг на друга и замолчали, а мне ни с того ни с сего захотелось
реветь. Я шмыгнула носом и отвернулась, а дядя Жора по-отечески поцеловал меня.
– Хорошо, я верю, – голос его звучал ласково, опять же
с отеческой теплотой, рыдать от этого мне захотелось еще больше. На счастье,
появилась Марья и позвала нас ужинать.
Через две минуты я сделала вывод, что в доме нас скорее
всего ждали, запасов продуктов хватит на неделю. Может, и хозяева объявятся?
Хотя все могло быть проще: дядя Жора звонил морячку еще утром, и у того было
время заполнить холодильник.
Ужин удался на славу, но оживлением за столом и не пахло.
Марья вздыхала, косясь по сторонам, дядя Жора загадочно улыбался, морячок
приналег на еду, а я жалела себя и свою загубленную жизнь. Когда ужин
закончился, морячок вышел покурить, Марья метнулась мыть посуду, а дядя Жора
взял меня за руку и, наклонясь к моему уху, шепнул:
– Все будет хорошо.
– Ничего оригинальнее вы придумать не могли, –
неблагодарно ответила я, но его ничуть не смутила.
Укладываясь спать, Марья бурчала:
