– Можно, – с готовностью кивнула Марья. – Звонит
он в очередной раз моему гаду и говорит: «Мона от меня к мамаше сбежала и
собирается разводиться», а мой-то гад ему в ответ: «Повезло». Но ваш жалобно так
причитать начал, что совсем не повезло и даже напротив. Любит он вас, видите
ли. И хватает у людей совести болтать такое, когда он всех своих шлюх по именам
не помнит. Мой гад стал его утешать: никуда, говорит, не денется, посидит
недельку без денег и сама прибежит. И опять в сауну намылились. Чувствуете,
какое коварство? Любит он вас, как же, а дурные привычки бросать не желает.
Каждый день он звонил и жаловался, а мой его утешал. И вдруг ваш точно с цепи
сорвался. Убью, говорит, я ее. Никогда она, говорит, меня не любила и только
рада от меня избавиться, и никакими деньгами ее не удержишь. Мой-то хоть и гад,
но человек благоразумный, и говорит ему: «Зачем же убивать? Может, лучше в
самом деле развестись, тем более что не любит». А Серега прямо сам не свой:
убью, и все.
Выслушав ее рассказ, я вздохнула с облегчением, потому что
была убеждена: всерьез муж убивать меня не собирается, а то, что орал «убью»,
так это просто эмоции, утихнет и развод даст, никуда не денется.
С легким сердцем я накормила Марью кашей, взглянула на часы
и напомнила ей о работе – не своей, ее.
– Разве вам не надо в ваш офис?
Тут выяснилось, что она в отпуске, а отправилась в отпуск с
одной целью: спасти меня, а так как отпуск внеплановый, а значит, без
содержания, денег у нее нет, и она считает, что ей лучше всего жить у меня в
целях моей безопасности и ее экономии. Данной идее я воспротивилась, твердо
заявив, что в охране не нуждаюсь, а прокормить кого-либо не в силах, потому что
у самой денег нет. Тут я, конечно, грешила против истины, но видеть в своей
квартире сумасшедшую упорно не желала.
В конце концов мне удалось-таки проводить ее до двери. Она
оставила мне номер своего телефона со словами: «Звоните, если что», а я
посоветовала ей вернуться на работу – вдруг мой гад опять позвонит. Она
нахмурилась, кивнула и наконец-то ушла. Я стала звонить Эльке с жалобами.
– Сумасшедший дом, – вздохнула она, выслушав. – А
вдруг он правда чего замышляет? Может, тебе стоит переехать к маме? –
Вопрос я оставила без ответа и села за работу.
День прошел незаметно, я и думать забыла о Марье и ее
предостережении, то есть я ее вспомнила, укладываясь спать, но со смешком, и
даже головой покачала: мол, надо же, совершенно чокнутая девица. Оказалось, не
такая уж она сумасшедшая. А вот муж у меня точно псих, в этом я смогла
убедиться буквально через несколько часов.
Взгляд мой упал на прикроватную тумбочку и натолкнулся на
тетрадь. Сама я ее даже в руки не брала и удивилась: в какой же момент ушлая
девица успела прошмыгнуть в спальню. Интересно, что она еще успела? Да, с
такими следует держать ухо востро. Перекрестившись на всякий случай, я
выключила свет и закрыла глаза.
Снились мне кошмары: муж с топором, Марья в рогатой шапке с
носом клоуна грозила пальцем и грозно выла: «Забыла ты бога, оттого и
наказана», мимо пробегали старушки в черном и смотрели недобро, но все эти
кошмары были сущей ерундой по сравнению с моим пробуждением.
Проснулась я оттого, что не имела возможности повернуться и
рука затекла от неудобной позы, открыла глаза и в первый момент решила, что все
еще сплю, а ночной кошмар становится еще кошмарней. На моей постели сидели два
дюжих молодца, один держал меня за руки и пакостно ухмылялся, а второй что-то
проделывал с моими ногами. Через секунду я поняла: он их связывает, мне стало
больно, а до меня наконец дошло, что это вовсе не сон, все это в реальности: и
парни, и свет настольной лампы, и связанные руки. Я вмиг похолодела, вытаращила
глаза, но нашла в себе силы спросить:
– Вы кто?
Ответом мне было гробовое молчание. Впрочем, тут я слегка
преувеличила, парни не молчали, оба хмыкнули, а один так даже хохотнул, но ни
словечка не произнесли и ясности в то, что происходит, не внесли.
– Кто вы? – жалобно повторила я.
Тут второй парень, тот, что привязывал мои ноги к ножкам
кровати, выпрямился. В его руках я увидела скотч, которым он и заклеил мой рот.
После этого ничего произнести я уже не могла и лишь глазами вращала в ожидании
самого худшего, причем и худшее виделось мне расплывчато.
Оба мерзавца поднялись, сделали мне ручкой и выключили
лампу. Я напряглась в напрасном усилии порвать путы и тут услышала шаги:
неизвестные покинули спальню. Затем хлопнула входная дверь, и я вздохнула с
облегчением, но длилось оно недолго. Невозможно предположить, что эти двое ворвались
в мою квартиру лишь для того, чтобы привязать меня к кровати, –
следовательно, мерзавцы задумали какую-то пакость и мои испытания еще впереди.
Пожар? Я начала принюхиваться. А может, газ открыли? Потом скажут, что
покончила жизнь самоубийством. Какое самоубийство, если я связана по рукам и
ногам. Тогда что? Так я лежала и пугала себя, увлекаясь все больше и больше,
чему способствовала тьма кромешная (у меня на окнах плотные шторы) и прямо-таки
могильная тишина.
Время шло, в комнате светлело, с улицы начали доноситься
привычные звуки: трамвай прошел, дворник поливает клумбу, за стеной заработало
радио. Ночь я пережила, а мерзавцы в самом деле ушли, не нанеся мне телесных
повреждений.
Но эта мысль недолго радовала мне душу. То, что я жива и
здорова, хорошо, но дальше-то что? Я ерзала и так и эдак, пытаясь избавиться от
пут, безрезультатно. Закричать «на помощь!» нет возможности. А в туалет уже
хочется. Телефон у меня в прихожей, и толку от него нет. Сколько же мне так
лежать?
Допустим, мама забеспокоится и позвонит, может быть, даже
приедет… Но пройдет несколько дней, прежде чем она забьет тревогу и выломает
дверь (не сама, конечно, а по ее просьбе). У мамы были ключи от этой квартиры,
но я свои потеряла и взяла у нее, а дубликат сделать не потрудилась. И вот
итог.
Картины одна страшнее другой являлись моему воображению: я
умираю от голода и жажды… руки и ноги у меня немеют, распухают, и их
ампутируют… В этом месте я так перепугалась, что лишилась сознания, а когда оно
вернулось, вновь попыталась освободиться. Не тут-то было.
Зазвонил телефон, потом еще раз и еще. Потом телефоны
звонили непрерывно: то домашний, то мобильный. Надежда вернулась ко мне:
кому-то я очень понадобилась, значит, есть шанс. Затем звонки стихли, квартира
погрузилась в тишину, а я – в глубокую скорбь. Позвонили, и что?
Я принялась оплакивать свою судьбу, слезы текли по моим
щекам, я еще пыталась освободиться, но как-то вяло, и тут хлопнула входная
дверь, я навострила уши, однако радоваться не спешила: либо враги, покидая
жилище, не потрудились запереть дверь, либо это те же враги, которые бог знает
каким образом смогли проникнуть в квартиру. Более ничего в голову мне не
приходило, раз ключи лишь у меня, но надежды я не теряла: вдруг действительно
дверь не заперли?
