— из заявления И. Э. Якира на имя наркома ВД СССР Н. И. Ежова от 31 мая 1937 г.: «Еще осенью 1935 года при встрече моей и Уборевича с Тухачевским у него на квартире он развил перед нами вопрос о так называемом "дворцовом перевороте". Он указал на то, что рассчитывает на совместные действия по организации как чекистов, участвующих в охране Кремля, так и военной охраны, в первую очередь — на Кремлевскую школу (позднее — Московское высшее общевойсковое командное училище. — А. М.). По времени переворот и захват руководящих работников партии и правительства происходит тогда, когда в основном будет закончена подготовка Гитлера к войне. Ориентировочно это должен быть 1936 год. Как на непосредственных организаторов этого дела, он указывал на Енукидзе, Егорова — начальника Кремлевской школы и чекистов, фамилии которых не помню. Кажется, речь шла о Паукере. "Дворцовый переворот" должен был быть поддержан рядом выступлений организации в других крупных городах Советского Союза. Мною в Киеве для выполнения задачи была подготовлена бригада Шмидта, которая, будучи поднята по тревоге якобы с целью защиты украинского правительства в связи с восстанием в Москве, должна была обеспечить захват партийного и советского руководства Украины…»
[392]
— из показаний Тухачевского на допросе 9 июня 1937 г. у прокурора Союза ССР А. Я. Вышинского и помощника главного военного прокурора Субоцкого: «Свои показания, данные на предварительном следствии о своем руководящем участии в военно-троцкистском заговоре, о своих связях с немцами, о своем участии в прошлом в различных антисоветских группировках, я полностью подтверждаю. Я признаю себя виновным в том, что я сообщил германской разведке секретные сведения, касающиеся обороны СССР. Я подтверждаю также свои связи с Троцким и Домбалем. Задачи военного заговора состояли в проведении указаний троцкистов и правых, направленных к свержению советской власти. Я виновен также в подготовке поражения Красной Армии и СССР в войне, т. е. в совершении государственной измены. Мною был разработан план организации поражения в войне… Я признаю себя виновным в том, что я фактически после 1932 г. был агентом германской разведки. Также я виновен в контрреволюционных связях с Енукидзе в составе военно-троцкистского заговора. Кроме меня, были Якир, Уборевич, Эйдеман, Фельдман, С. С. Каменев и Гамарник. Близок к нему был и Примаков. Никаких претензий к следствию не имею. Тухачевский»
[393];
— из заявления И. П. Уборевича от 9 июня 1937 г. на имя наркома внутренних дел СССР Н. И. Ежова: «Тухачевский начал разговор с темы о предстоящей войне, обрисовав мне внутреннее и внешнее положение Советского Союза как совершенно неустойчивое. Подчеркнул, что между тем германский фашизм изо дня в день крепнет и усиливается. Особый упор он делал на развертывание в Германии могущественной армии, на то, что на решающем Западном фронте немецкие войска будут превосходить Красную Армию в полуторном размере, поэтому разгром Красной Армии, по его мнению, неизбежен. Тогда же Тухачевский мне заявил, что мы не только должны ожидать поражения, но и готовиться к нему для организации государственного переворота и захвата власти в свои руки для реставрации капитализма. Прямо на карте Германии, Польши, Литвы и СССР Тухачевский рисовал варианты возможного развертывания германских армий… при этом он указал, что развертывание Красной Армии во время войны надо будет строить так, чтобы облегчить задачу ее поражения»
[394]. По словам Уборевича, Тухачевский прекрасно отдавал себе отчет в том, что решающим станет именно Западный фронт (полоса компетенции Белорусского военного округа в то время), и, очевидно, знал по донесениям разведки, что именно Белорусское направление удара вермахта будет решающим, главным из главных. Тем не менее в «Плане поражения СССР в войне с Германией» Тухачевский собственной рукой написал, что Белорусское направление удара для планов Гитлера является фантастическим, потому как у фюрера, видите ли, нет намерений разгромить СССР! Попросту говоря, даже находясь под следствием, Тухачевский не говорил всей правды и, по мере возможности, стремился нанести ущерб обороноспособности СССР;
— из показаний А. Розенгольца на суде: «В отношении войны линия у Троцкого была на поражение. Стоял вопрос о желательности и необходимости осуществления военного переворота применительно к срокам возможного начала войны (в отношении сроков войны Розенгольц указал 1935 — 1936 гг. — A.М.)… Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевского. В связи с этим было совещание у меня на квартире… Это было в конце марта 1937 года… На этом совещании Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая, ему удастся этот военный переворот осуществить»
[395];
— из показаний Н. Крестинского на суде: «В феврале 1934 года я виделся и с Тухачевским, и с Рудзутаком… получил от обоих принципиальное подтверждение, признание линии на соглашение с иностранными государствами, на их военную помощь, на пораженческую установку, на создание внутренней объединенной организации… Переворот увязывался с нашей пораженческой ориентацией и приурочивался к началу войны, к нападению Германии на Советский Союз»
[396];
— из показаний П. Буланова на суде: «Вооруженный переворот, по определению Ягоды, они приурочивали обязательно к войне… Ягода мне прямо сказал, что я — наивный человек, если думаю, что они, большие политики, пойдут на переворот, не сговорившись с вероятными и неизбежными противниками СССР в войне. Противниками назывались немцы и японцы. Он прямо говорил, что у них существует прямая договоренность, что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано, и военные действия будут прекращены»
[397].
