Беда заключалась в том, что об этом решении достаточно быстро узнала британская разведка. Как уже указывалось выше, в секретариате члена Политбюро А. И. Микояна действовал ценный агент британской разведки, который, к слову сказать, передавал в основном информацию мобилизационного характера. Не говоря уже о том, что и по каналам белоэмигрантских разведок информация также «уплыла» за границу. Хуже того. По сию пору многие из так называемых демократических историков без устали ёрничают по поводу того, что бывшему начальнику знаменитого на Лубянке Спецотдела Глебу Бокию при аресте в 1937 г. предъявили необоснованное обвинение, в том числе и о выдаче британской разведке секретных кодов НКВД и ГШ РККА. Однако ёрничать надо над самими этими бандерлогами тупого, зоологического антисталинизма. Потому как в анналах истории мирового радиоэлектронного шпионажа сохранился смертельный для их идиотских сказок факт: начиная с 1937 г. британская разведка не без удовольствия читала едва ли не всю шифропереписку между Москвой и республиканским правительством Испании. Получить же доступ к шифропереписке такого уровня можно было, только предварительно заполучив агентурным путем шифры, которыми обслуживалась переписка центрального руководства. Прямой доступ к этим шифрам имел только Бокий — именно в его руках находилась вся эта система. И именно ему, Бокию, подчеркиваю, было предъявлено обвинение в выдаче секретных кодов НКВД и ГШ РККА британскому разведчику Ярдли. Так что свою пулю он получил вполне заслуженно. И нечего тут ёрничать.
Для Великобритании настал своего рода Момент Истины. Любой из вариантов решения советским руководством упомянутой выше дилеммы автоматически означал реализацию на практике тех негативных прогнозов, которые и так родились у британских аналитиков. Хуже того. Появился еще и третий вариант этих негативных прогнозов, поскольку в Лондоне были хорошо осведомлены о действиях антисталинский оппозиции. В представлении Лондона это был наихудший сценарий развития событий. Если внутренняя антисталинская оппозиция, прежде всего ее военное крыло в лице заговора Тухачевского и К°, осуществила бы в такой ситуации военный переворот и захватила бы власть в СССР, то, учитывая, что вся оппозиция действовала под идейным руководством и по директивам Троцкого, сторонники которого с невероятным «революционным энтузиазмом» стали бузить и в Испании, то получился бы одновременный захват власти троцкистами и в СССР, и в Испании
[460]. Соответственно оценки западных экспертов свидетельствовали, что такой сценарий развития событий грозит еще большими негативными геополитическими последствиями для Запада, прежде всего для Великобритании. Проще говоря, в таком случае угроза подобных негативных последствий возросла бы на порядки. В итоге выходило, что и по этим соображениям завалить заговор Тухачевского представлялось для Лондона делом первоочередной важности.
3. Роль своеобразного хлыста, сильно подстегнувшего принятие окончательного принципиального решения о необходимости срочного заваливания заговора Тухачевского, сыграли некоторые события и в целом ситуация на Дальнем Востоке, прежде всего на японском азимуте.
Особое значение в этой связи приобрел подписанный 25 ноября 1936 г. между Германией и Японией Антикоминтерновский пакт. Официальной целью этого пакта объявлялось сотрудничество в борьбе против Коминтерна. Пакт состоял из трех статей, «Протокола подписания» и секретного приложения. Стороны обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести борьбу против него и приглашали третьи государства «принять оборонительные меры в духе этого соглашения или присоединиться к настоящему пакту». «Протокол подписания», в свою очередь, обязывал стороны принимать суровые меры… против тех, кто внутри или вне страны прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала. Казалось бы, все однозначно — соглашение направлено против Коминтерна, под чьим именем все однозначно должны понимать СССР. В целом оно так и было понято в мире, в том числе и в СССР. Во всяком случае, внешне все мировые силы демонстрировали именно такое понимание. Тем более что все знали о конкретной антисоветской направленности секретного приложения.
Однако слишком явное «в этом мире бушующем», как правило, несущественно, ибо тайная сущность вещей действительно не видна. Так оно и было в действительности. Под вывеской антикокоминтерновской направленности скрывалась истинная, англосаксонская ориентированность. Это не стало секретом ни для Лондона, ни для Вашингтона. Тем более это не было секретом для Москвы. 0 Берлине и Токио уж и говорить не стоит — эти и так знали, что и против кого делают.
При обмене нотами, в связи с парафированием Антикоминтерновского пакта, как германская, так и японская стороны начисто дезавуировали якобы очевидный антисоветский смысл только что подписанного документа. В представленной за подписью И. Риббентропа японскому послу германской ноте, например, говорилось: «B связи с подписанием Дополнительного секретного соглашения к Соглашению против Коммунистического Интернационала я имею честь сообщить Вам, Ваше превосходительство, что германское правительство рассматривает договора, существующие между германским рейхом и Союзом Советских Социалистических Республик, в частности, Рапалльский договор 1922 г. и Пакт о нейтралитете 1926 г., как не утратившие силу и не противоречащие духу этого соглашения и вытекающих из него обязательств». Японской же нотой, врученной Риббентропу послом Японии в Берлине, германское правительство было поставлено в известность о сохранении в силе ранее подписанных японо-советских договоров и соглашений.
То есть этими нотами обе стороны фактически де-юре дезавуировали антисоветский характер и самого пакта, и секретного приложения к нему. Но одновременно не только четко обозначили и так уже выпиравшую антианглосаксонскую направленность пакта, но и, походя, бросили жирную тень на Москву. Потому как такие реверансы в ее сторону, сделанные к тому же в дипломатической переписке не с ней, а между собой, давали обильные основания для серьезных подозрений. В том числе и в том, что подобное было осуществлено чуть ли не с ведома либо самой Москвы, либо лидеров антисталинский оппозиции, попросивших учесть их готовность ликвидировать Коминтерн. Естественно, что в Лондоне и Вашингтоне быстро узнали как о самом факте обмена такими нотами, так и об их содержании. Заключение Антикоминтерновского пакта было воспринято руководством британской дипломатии с явным неудовольствием.
Оформленный как Антикоминтерновский пакт, геополитический альянс между Германией и Японией действительно не был неожиданностью для Великобритании. Сознавая огромную роль идей Карла Хаусхофера в геополитическом пасьянсе Гитлера, официальный Лондон в принципе давно ожидал подобного поворота событий. Более того. В какой-то мере Лондон даже подталкивал такое развертывание событий. Потому как в планы Великобритании входило уничтожение Советского Союза в рамках сценария двухфронтового нападения — то есть руками Германии и Японии. Ибо ни Германия, ни Япония в одиночку не справились бы с гигантом на Востоке. Именно поэтому-то один из высокопоставленных британских подонков — лорд Ллойд, — совершенно не стесняясь в выражениях, заявил: «Мы предоставим Японии свободу действий против СССР. Пусть она расширит корейско-маньчжурскую границу вплоть до Ледовитого океана и присоединит к себе дальневосточную часть Сибири. Мы откроем Германии дорогу на Восток и тем обеспечим столь необходимую ей возможность экспансии на Восток»
[461]. Не скрывая, он подчеркнул, что такая стратегия призвана отвлечь Японию и Германию от Великобритании, но держать СССР под постоянной угрозой вооруженного нападения.
