Не следует полагать, что подобные признания из Малянтовича выбили силой, коли речь идет о 1939 г. Его, 70-летнего к тому времени старика, вообще не трогали даже пальцем. Незадолго до этого возглавивший Лубянку Л. П. Берия своим приказом строжайше запретил применение недозволенных законом методов воздействия на подследственных, что, к глубочайшему сожалению, вопреки всем запретам Сталина, Ежов и его костоломы тем не менее практиковали
[196].
Малянтович был не только опытным юристом с громадным стажем, а потому очень хорошо знал цену слову, но и весьма строптивым человеком, вследствие чего часто наотрез отказывался подписывать те протоколы допросов, в которых, по его мнению, сказанное им было неправильно записано или истолковано. Это четко видно по материалам хранящегося в Центральном архиве ФСБ его следственного дела. И следователи Лубянки вынуждены были с неподдельным интересом и в точности записывать его показания. Протокол, из содержания которого взяты эти сведения, был подписан Малянтовичем. Поэтому верить этим данным можно. Малянтович был арестован в ноябре 1937 г., но заговорил об этом только через год, начиная с ноября 1938 г., когда власть на Лубянке перешла к Берия, то есть только тогда, когда с Лубянки были изгнаны такие же костоломы «интернационалисты», как и Троцкий. Малянтович отчетливо понимал, что соплеменники «беса» не оставят его в живых, дай он такие показания раньше. Потому и молчал, пока не сменилась власть в НКВД. Впрочем, его все равно приговорили K 10 годам ИТЛ без права переписки, что при его-то возрасте попросту означало смерть за решеткой, где он и скончался. И вот еще что в этой же связи. Полностью подтверждая друг друга, показания Раковского и Малянтовича совпадают и с сообщением давнего агента германской разведки и масона Иосифа Колышко. На основании его информации статс-секретарю германского МИДа А. Циммерману еще 31 марта 1917 г. был представлен подробный доклад, в котором прямо говорилось, что Керенский «является передаточным звеном между своей партией и социал-демократической рабочей партии (т. е. РСДРП(6). — А. М.) и поддерживает контакты с ней»
[197]. Как и вся эта падаль — временщики, Керенский был человеком Антанты, а Ленин и К° (включая и упомянутый выше триумвират) в то время считались агентурой тевтонов. То есть информация Колышко свидетельствует о том, что между Антантой, особенно между Англией, США и Германией, к тому времени уже существовали такие принципиальные договоренности о совместном бандитизме против России, которые неукоснительно претворялись в жизнь на уровне «исполнителей»! Но это же означает, что как Ленин, так и Троцкий, Зиновьев и Каменев играли по антантовской партитуре! При сопоставлении всех этих фактов поневоле придешь к одному-единственному выводу, что их выходка была заранее обусловленным сигналом! То есть, как только станет известно о провозглашении официального британского документа по еврейскому вопросу — им-то и стала «Декларация Бальфура» — то, заранее оповестив об этом, но в пределах одной недели, Ленин и К° должны были прийти к власти и быстро начать переговоры с Германией о сепаратном мире, дабы Англия могла бы относительно безопасно как для себя, так и для Западного фронта перебросить сваи войска в Палестину! Ставшее же известным Ленину содержание телеграммы Бальфура от 23 октября (5 ноября) явилось, по сути дела, последним ударом хлыста, окончательно подстегнувшим его более не медлить с переворотом ни одной секунды. Думайте что хотите, но все это свидетельствует о том, что Ленин играл в том числе, а на этом отрезке времени — в первую очередь, по британским (и в немалой степени также и по американским, а также совместным англо-американским) «нотам». И весь вопрос теперь даже не в том, кто конкретно подсунул ему такую «партитуру», сколько в том, кто и как заставил его сыграть эту партию именно же по «нотам» именно такой «партитуры»?!
