Растительность кончилась внезапно. Земля под ногами стала тверже. Через несколько минут грунтовка перешла в полноценный асфальт. Где-то сбоку появились наконец заветные огни. С каждым шагом они становились все виднее и ярче. Еще через пять минут Родион Семенович наткнулся на столб с ржавой табличкой. Указатель со скрипом качался, будто выбирал направление. На нем, белым по ржавому, шла лаконичная надпись: «Шапки»…
Тем временем Роман Романович Лысинский сидел на кухне, пил кефир и страдал. Налаженная жизнь рухнула в одночасье. Безбедному, а главное, тихому существованию олигарха пришел конец. Мало того что из прошлого материализовался жуткий лагерный кошмар. Его появление в каком-то смысле, скорее, успокаивало. Как оказалось, ожидание было намного страшнее самого момента встречи. И дело было даже не в том, что все, как обычно, уперлось в деньги. Роман Романович всегда ценил жизнь немного больше, чем кошелек. Немного… но больше. Потому и решил откупиться от Теплого мешком с деньгами. Хотя требования уголовника насчет денег, тары и способа передачи звучали странновато. Но Лысинский все понял бы, даже если бы тот не сказал ни слова. По бессмысленным жестам, алчной мимике и голодному взгляду. Всю жизнь у него просили деньги. Суммы были разные, но жесты, мимика и голодный взгляд никогда не менялись.
Проблема была в другом.
— Шапка! — прошептал Роман Романович, и по телу пробежали до обидного сладкие мурашки.
Казалось, что в их отношениях с недоступным головным убором прошлой ночью уже была поставлена точка. Платонический роман, длившийся почти четверть века, превратился в ничто, стоило Лысинскому потерять голову и переступить невидимую грань дозволенного. Страстная, безумная близость, которую они подарили друг другу, не принесла ничего, кроме горечи разочарования и пустоты.
— Не может быть. — Шапочный король тряхнул головой, и остатки волос в беспорядке разметались по блестящему черепу.
Он решительно отставил в сторону стакан с кефиром и выскочил из кухни. Снова аляповатое творение Матисса полетело в сторону, и дверца сейфа распахнулась.
— Иди ко мне! — зарычал Роман Романович, грубо разрывая на части пакет с надписью «Олимпиада-80».
Клочья раритетного полиэтилена полетели на пол. Пришла очередь газеты. Под пухлыми требовательными пальцами она легко, с тихим треском лопнула, поддаваясь натиску неистовой страсти.
— Ты моя! Мне можно! Теперь все можно! — хрипел Лысинский, раскидывая в стороны обрывки бумаги.
Шапка билась в его руках, поворачиваясь к нему то блестящей подкладкой, то рыжим пушком вожделенного пыжика. На этот раз он не стал рассматривать ее со всех сторон, как делал это тысячи раз в своих тревожных снах. Он не гладил ее идеально скроенные бока и не просовывал руку глубоко внутрь, наслаждаясь теплом и скользящей нежностью подкладки. Роман Романович порывисто поднял ее над головой, на мгновение застыл, а потом грубо натянул ее по самые оттопыренные уши.
— А-а-а!!! — пронеслось по коридору, взлетело по лестнице и выскочило в каминную трубу через второй этаж особняка.
Он замер, с трудом переводя сбившееся дыхание. Сердце работало на пределе. Все тело билось в его ритме, то сокращаясь, то расслабляясь. Роман Романович стоял широко расставив ноги и разведя в стороны руки. Сознание постепенно возвращалось. Опытный бизнесмен что-то почувствовал. Появилось ощущение, что его кинули. Об этом же сигнализировало то место, каким обычно бизнесмены чувствуют кидок. Олигарх еще несколько раз снял и надел шапку. Ничего не произошло. Он повторил попытку быстрее и более энергично. Ощущения оставались прежними. Лысинский не унимался. Он втыкал голову в головной убор как можно глубже, пытался дотрагиваться вспотевшей плешью до самого донышка, крутил ее на голове то в одну сторону, то в другую… Ощущение подлого обмана захлестнуло бизнесмена.
— Старая тварь! — вдруг завопил Роман Романович.
Сорвав с ушей измочаленную напрочь шапку, он швырнул ее в угол. Пыжиковая гордость советских чиновников пролетела несколько метров, устало перевернулась в воздухе и плюхнулась на пол. Обманутый олигарх проследил брезгливым взглядом всю траекторию ее падения. Шапка еще секунду постояла вверх дном, а потом упала на бок и затихла…
И в этот момент раздался стук в дверь. Три негромких удара прозвучали для Лысинекого, как зов из ада. Он медленно поднялся, с укором посмотрел на мирно застывшую в углу шапку и пошел открывать. Пока он шел, часы пробили двенадцать раз, и ровно двенадцать шагов сделал Роман Романович. Он завороженно подошел к входной двери и толкнул ее от себя. Массивное сооружение из стали и таиландского дуба бесшумно ушло в сторону. Лысинский вздрогнул. На пороге стоял военный.
— Добрый вечер, — негромко сказал тот из темноты.
Как каждый уважающий себя олигарх, Роман Романович боялся людей в форме. В любой их форме. Человек в погонах лейтенанта, в очках и по фигуре явно не спортсмен, пугал особенно. Именно от таких, слабых на вид, обычно и достается сильным мира сего… на вид.
— Добрый, — не то согласился, не то спросил Лысинский. — Чем обязан? Осмелюсь узнать…
Лейтенант немного помялся, стеснительно пожал плечами, переступил с ноги на ногу и тихо, как бы извиняясь, произнес:
— Я, собственно, за капустой…
Лысинского шатнуло, но он ткнулся плечом в косяк двери и поэтому не упал. «Докатились, — дятлом застучало у него в голове, — уже военных на рэкет подвязали. Сам-то Теплый не рискнул! Хитрый! Шестерку прислал. Такого голыми руками не возьмешь…»
— Понимаю. — Роман Романович выпрямился и гордо поднял голову. — Здесь подождете или вас еще и в дом пригласить? Выпить предложить?
— Нет-нет. Спасибо! Я не пью! — Лейтенант не уловил сарказма и поморщился, видимо, что-то вспомнив.
Лысинский на мимику посланца мафии внимания не обратил.
— Ну, как хотите. Я все приготовил. Как просили. В мешке.
— Очень вам благодарен, — радостно отозвался лейтенант и спросил: — А сколько там килограммов, не знаете? Ну, приблизительно хотя бы?
Олигарх от такого вопроса замер, пытаясь вникнуть в суть проблемы. «Дикие люди! — подумал он с раздражением. — Деньги килограммами меряют. Совсем совесть потеряли. Животные!»
— Я, молодой человек, простите, другой системой мер пользуюсь. Мы с вами, извините, в разных структурах, так сказать, работаем. У нас не те подходы…
— Ну да, конечно, у вас тонны, центнеры! Просто я без машины, понимаете? Мне еще все это на себе назад нести. Но вы не сомневайтесь, мы вам очень благодарны. Это хорошо, что вы о ветеранах заботитесь. Не забываете на старости лет!
«Вот сволочь!» — решил про себя Лысинский и постарался ускорить процесс.
— Вы тогда подождите, а я сейчас принесу.
— Договорились, — отозвался лейтенант, — Вы идите, не волнуйтесь, я дверь постерегу. Ни одна собака не пройдет.
— Понимаю, — язвительно пробормотал Роман Романович и пошел в подвал.
