МЕНОН. Правда.
СОКРАТ. И настоящее его состояние не лучше ли, в отношении к тому предмету, которого он не знает?
МЕНОН. Кажется, и это так.
СОКРАТ. Следовательно, приводя его в недоумение и оцепеняя, как оцепеняет торпиль, мы верно не вредим ему?
МЕНОН. Думаю, нет.
СОКРАТ. Напротив, кажется, приготовляем его к тому, чтобы он мог открыть, в чем состоит дело. Теперь, не зная, он ведь с удовольствием станет исследовать; а тогда был бы уверен, что легко, часто и многим в состоянии прекрасно говорить, будто двойное пространство должно происходить от лиши, имеющей двойную длину.
МЕНОН. Вероятно.
СОКРАТ. Итак, думаешь ли, что он решился бы исследовать, или изучать то, что представляет себя знающим, не зная, пока не впал бы в недоумение и, уверившись в своем незнании, не пожелал бы узнать?
МЕНОН. Не думаю, Сократ.
СОКРАТ. Значит, быть в оцепенении – полезно ему?
МЕНОН. Кажется.
СОКРАТ. Наблюдай же, что найдет он, начав таким сомнением и исследывая вместе со мною; хотя я буду только спрашивать, а не учить. Следи, откроешь ли, что я учу и изъясняю, или только требую его мнения. Говори-ка мне, это пространство не четырехфутовое ли? Понимаешь?
МАЛЬЧИК. Да.
СОКРАТ. И мы можем приложить к нему другое, ему равное?
МАЛЬЧИК. Можем.
СОКРАТ. И третье, равное каждому из них?
МАЛЬЧИК. Да.
СОКРАТ. А нельзя ли нам дополнить пространство в этом угле?
МАЛЬЧИК. Можно.
СОКРАТ. Не вышло ли отсюда четырех равных пространств?
МАЛЬЧИК. Вышло.
СОКРАТ. Ну что же? Это целое пространство во сколько более этого?
МАЛЬЧИК. В четыре раза.
СОКРАТ. Но ведь мы должны были получить двойное. Или ты не помнишь?
МАЛЬЧИК. Конечно, двойное.
СОКРАТ. Вот эта линия, проведенная из одного какого-нибудь угла к другому, не рассекает ли каждое из сих пространств на две части?
МАЛЬЧИК. Рассекает.
СОКРАТ. Не происходят ли отсюда четыре линии равных, связывающих собою это пространство?
МАЛЬЧИК. Происходят.
СОКРАТ. Смотри же, сколь велико это пространство.
МАЛЬЧИК. Не знаю.
СОКРАТ. Но каждая из этих линий пополам ли рассекла каждое из начертанных четырех пространств, или нет?
МАЛЬЧИК. Пополам.
СОКРАТ. Сколько же таких пространств в этом?
МАЛЬЧИК. Четыре.
СОКРАТ. А в этом?
МАЛЬЧИК. Два.
СОКРАТ. Но сколько составляет дважды четыре?
МАЛЬЧИК. Вдвое.
СОКРАТ. Значит, сколько тут будет футов?
МАЛЬЧИК. Восемь. <…>
СОКРАТ. Ну, как тебе кажется, Менон? Произнес ли он какое-нибудь не свое мнение?
МЕНОН. Нет, все его. <…>
СОКРАТ. Следовательно, у человека, который не знает того, чего может не знать, есть верные понятия о том, чего он не знает.
МЕНОН. Кажется.
СОКРАТ. И теперь они вдруг возбуждаются у него, как сновидение. Когда же кто-нибудь начнет часто и различным образом спрашивать его о том самом предмете, то согласись, что, наконец, он без всякого сомнения будет знать о нем ничем не хуже другого.
МЕНОН. Вероятно.
СОКРАТ. Поэтому будет знать, не учась ни у кого, а только отвечая на вопросы, то есть почерпнет знание в самом себе?
МЕНОН. Да.
СОКРАТ. Но почерпать знание в самом себе, не значит ли припоминать?
МЕНОН. Конечно.
СОКРАТ. И припоминать не то ли знание, которым он обладает теперь, которое приобрел когда-нибудь, или имел всегда?
МЕНОН. Да.
СОКРАТ. Но как скоро он имел его всегда, то всегда был и знающим. А если допустим, что приобрел когда-нибудь, то приобрел, конечно, не в этой жизни. Разве кто выучил его геометрии? Ведь он в отношении к этой науке будет делать то самое, что и в отношении ко всем другим. Итак, кто же научил его? Ты, без сомнения, должен знать это, особенно когда он и рожден и вскормлен в твоем доме.
МЕНОН. Да, я знаю, что его никто и никогда не учил.
СОКРАТ. Однако же он имеет эти мнения или нет?
МЕНОН. По-видимому, необходимо допустить, Сократ.
СОКРАТ. Так не очевидно ли, что, не получив их в настоящей жизни, он имел и узнал их в какое-то другое время?
МЕНОН. Кажется.
СОКРАТ. И не то ли это время, когда он не был человеком?
МЕНОН. Да.
СОКРАТ. Если же в то время, когда он был, но не был человеком, долженствовали находиться в нем истинные мнения, которые, будучи возбуждаемы посредством вопросов, становятся познаниями, то душа его не будет ли познавать в продолжение всего времени? Ибо явно, что она существует всегда, хотя и не всегда человек.
МЕНОН. По-видимому, так.
СОКРАТ. А когда истина сущего всегда находится у нас в душе, то не бессмертна ли эта душа?
Платон, вкладывая свои мысли в слова Сократа, утверждает, что душа бессмертна по существу. Хоть она и умирает, что называется смертью тела, но она возрождается, поэтому нужно жить благочестиво. А так как душа бессмертна, то она многое видела и на земле, и в царстве Аида, и, неся в себе такой багаж знаний, может многое вспомнить из прошлой жизни. Таким образом, знание является вспоминанием того, что душа когда-то познала.
МЕНОН. Мне кажется, Сократ, ты говоришь так хорошо, что я и не знаю.
СОКРАТ. Да и мне то же кажется, Менон. Впрочем, о дальнейшем более надлежащего утверждать не могу; а за то, что признавая нужным исследовать, чего кто не знает, мы были бы лучше, мужественнее и деятельнее, чем тогда, когда бы думали, что чего не знаем, того и нельзя найти и не должно исследовать, – за это я, сколько достанет сил, буду стоять и словом и делом.
МЕНОН. Вот и это, мне кажется, хорошо сказано, Сократ.
СОКРАТ. Если же мы согласны между собою, что надобно исследовать предмет, которого кто-нибудь не знает, то хочешь ли, приступим сообща к исследованию того, что такое добродетель?
МЕНОН. И очень. Однако же я гораздо охотнее рассматривал бы и слушал то, Сократ, о чем сначала спрашивал, а именно: к добродетели должно ли приступать, как к чему-то изучаемому, или как к такому предмету, который дается природой, либо достается людям каким-нибудь иным образом? <…>
