Книга Всеобщая история любви, страница 64. Автор книги Диана Акерман

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Всеобщая история любви»

Cтраница 64

Когда Калуа ступает по камням, скрытым под слоем песка, его копыта издают такой звук, будто галькой царапают по гальке. Этот резкий скрежет по мягкому влажному песку отчасти и придает верховой езде такое очарование. Она полна, казалось бы, несовместимых ощущений и непримиримых конфликтов. Но вместо того чтобы нейтрализовать друг друга, они возникают вместе и существуют бок о бок, как ноты на струне. Жесткое и мягкое. Дикое и ручное. Самообладание и паника. Грация и сила.

– Объезжая лошадь, – продолжает Джейн Мари, – вы пытаетесь понять, что происходило с животным раньше, чтобы раскрыть потенциал лошади, научить ее грациозно двигаться. И еще – сделать ее спокойней, чтобы она не боялась других лошадей и людей, не боялась того, что на ней ездят. Так что на сеансах психоанализа я всегда говорила о преодолении – о преодолении трудностей лошадью, – но при этом говорила и о собственной жизни.

Подергивая лопатками и нервно прижимая уши, моя лошадь, видимо, проявляет недовольство; она немного раздражена. И я, так сказать, ее обхаживаю. Я, слегка подергивая поводьями, похлопываю ее пятками по бокам и балансирую, мягко призывая ее к порядку. Когда Кранч успокаивается, я, утешая его, разговариваю с ним и ласково глажу по гриве. Чистокровный гнедой жеребец Джейн Мари переходит на быструю, свободную рысь и начинает бросаться на какого-то невидимого врага, дергаясь, извиваясь и пытаясь убежать. Поводья в ее руках осторожно приводят его в чувство. Уверенно устроившись в седле, Джейн Мари пускает жеребца крупной рысью, при которой его ноги выпрямляются больше обычного и работают как поршни насоса. Лошадь выгибает шею так, как это делают австрийские липицианские лошади, а потом начинает картинно гарцевать. Кажется, будто лошадь вырвалась за пределы времени и замерла в полете над течением жизни. Это похоже на то, как ныряльщик, погрузившись на максимальную глубину, достигает точки покоя и на мгновение, без воздуха, замирает в подвешенном состоянии.

– Занимаясь верховой ездой, люди не понимают, – говорит Джейн Мари, – что надо достичь согласованности двух существ со своими собственными центрами тяжести. Люди думают, что объезжать лошадей – значит приспосабливать их к человеку. Однако на самом деле вы помогаете лошади переносить центр тяжести, когда у нее на спине наездник. Это же перенесение центра тяжести происходит и в человеческих отношениях, когда эти отношения становятся доверительными. Оказывается, что у самого по себе человека – один центр тяжести, но, когда он завязывает отношения, центр тяжести смещается.

И Джейн Мари бессознательно слегка меняет положение в седле, находя для себя идеальную точку опоры. И я впервые замечаю на ее зеленом, утиного цвета, жакете название фабричной марки – Patagonia. В Патагонии я была несколько лет назад. Там я увидела женщину, ехавшую вдоль берега на андалузском жеребце. Его хвост свисал до земли, а шелковистая грива развевалась на ветру как реющий флаг. Длинные темные волосы наездницы тоже развевались, как и грива, когда лошадь шла плавным галопом по обломкам яшмы на берегу. Женщина ехала без седла, с одним лишь ремнем на шее лошади, и, казалось, была глубоко погружена в себя, в свои сокровенные мечты.

– Это странно и удивительно, но замену человеческим отношениям женщина может найти в лошадях, – возобновила свой рассказ Джейн Мари. – Существует полный набор всех возможных видов близости, но наше общество зациклено только на одном из них – на сексуальной близости. Когда я только купила моего жеребца, он выглядел таким жалким! Но я начала за ним ухаживать – и он стал таким грациозным, таким красивым! У него изменились осанка и фигура. Изменилась даже походка этой лошади, потому что она пришла в себя, восстановила свою внутреннюю сущность.

– А что восстановила лошадь в тебе самой?

– Иметь лошадь – все равно что иметь пару ног быстрее, чем у парня, который может избить девчонку. Я выросла на северо-западе штата Монтана, где женщинам угрожает насилие еще с ранней юности. У меня была лошадь – и это значило, что я могу убежать. Верхом на лошади я могла их обогнать, оказаться быстрее. Но дело не только в этом. Мне удалось избежать подростковой депрессии – и все потому, что у меня была лошадь. Другие двенадцати- и четырнадцатилетние девчонки часами рассматривали себя в зеркало, колдуя над прическами и гадая, обратят на них внимание мальчики или нет. А я занималась тем, что прихорашивала мою лошадь и расчесывала ее хвост, – и поэтому меня не особенно волновало, как выглядят мои волосы и есть ли у меня на лице прыщи. Но меня ужасно беспокоило состояние копыт лошади и ее внешний вид. Вечерами я осторожно заплетала ей гриву, стараясь не дернуть ни за один волосок, и расчесывала ей хвост.

– Думаю, неправильно считать, будто лошади заменяют любовников. Лошади заменяют нам наше «я».

Опавшие листья мягко устилают тропинку, и копыта лошадей, ступая по ним, производят суховатый, ритмичный, шелестящий звук. От старинных фонарей, засиявших золотистым светом, протянулись через парк несколько постепенно блекнущих дорожек. Птицы и чирикают вверху, и возятся в кустах. Воробьи, зяблики, голубые сойки и кардиналы клюют дикие семена и ягоды. Вороны, голуби, чайки и другие питающиеся объедками птицы копошатся в мусорных баках. Дятлы и синицы добывают из-под коры деревьев впавших в зимнюю спячку насекомых. В городе так много кирпича и стали, что птицы стаями слетаются издалека в парк, в котором к тому же во множестве водятся и летучие мыши, и разные насекомые. В этом огромном оазисе дикой природы ее древние драмы разыгрываются так же просто и дерзко, как на каком-нибудь альпийском лугу или глубоко в пещере Нью-Мехико. Стоит ноябрь, «месяц ветров» (или, как называют его англосаксы, wint-monat), – время жечь костры и почитать предков. Ужасное время, восхитительное время. Тучи затянули все небо плотной пеленой, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь нее, разрезают ее, как ножами, на широкие полосы. Где-то далеко город запускает свои огромные моторы, распространяет новые запахи, целится ярко-красными лазерными лучами, создает и подсчитывает, и любовь, словно акции на биржевом рынке, то поднимается в цене, то падает. Проносясь галопом по одним тропинкам, мы можем увидеть минареты этой Мекки высоких технологий, но на других тропинках мы, словно в диком лесу, окружены деревьями и лужайками и совсем одни, и шуршащие под нами листья устилают дорожку, которая кажется деревенской.

– В Колорадо, где была моя конюшня, – говорит Джейн Мари, – верховой ездой занимались почти одни женщины, и я обратила внимание на то, что для всех этих женщин лошади были символом их собственных сложных внутренних процессов. Например, там была одна женщина лет за пятьдесят – ужасно толстая, ездившая на огромных лошадях. Она работала медсестрой и сиделкой, помогая людям восстанавливать душевное равновесие. И я заметила, что и к лошадям она относится так же. Стоило лошади получить какую-то травму, эта женщина начинала ее выхаживать. О здоровье и лошадях она говорила в тех же выражениях, что и о своих студентах, которых она учила ухаживать за больными. Она работала с психически неуравновешенными детьми, и я заметила, что она прекрасно ладит с беспокойными лошадьми.

Мы быстро скачем по сужающейся дорожке. Ветки кустов хлещут нас, словно маленькие проволочные метелки, и мы пригибаемся, чтобы защитить глаза.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация