– Там у нас занималась верховой ездой и одна шестнадцатилетняя девушка, Ким. У нее была лучшая в конюшне лошадь – изумительная лошадь экстра-класса, которая, пока она не досталась Ким, получала высшие баллы на конных выставках. Тетя этой девушки, немногим старше ее самой, родилась с тяжелой инвалидностью: одна ее нога была очень короткой. Однако она увлеклась лошадьми, и ее родители, люди богатые, не жалели ни сил, ни денег для того, чтобы ее научили ездить на лошади, и она прошла все этапы, пока не стала одной из лучших в стране наездниц. Просто, когда она ездила верхом, одно стремя было короче другого. Когда она умерла, ее племянница, Ким, унаследовала всех лошадей своей тети (с которыми та выигрывала национальные соревнования по выездке), фургон для их перевозки и все снаряжение. У Ким были чудесные лошади и вся эта фантастическая упряжь, но за всем этим скрывалось горе от потери тети, которую она так любила и так жалела. И эта печаль сопровождала ее всегда; Ким часто говорила о своей тете. Так что для нее ухаживать за этими лошадьми было еще и способом сохранить память о тете. У всякого в конюшне были свои веские причины заниматься верховой ездой, а иногда это значило, что у человека была какая-то травма, требовавшая врачевания. Думаю, многие обретают себя через отношения с лошадьми.
– А какие отношения сложились с твоей лошадью у тебя? – спросила я, и мы снова выехали на открытое место. Над нами внезапно появляется стайка птиц, и из-за туч выходит месяц. Он стоит еще низко, и кажется, будто его словно за решеткой удерживают ветви деревьев. Знакомый вид! Похоже на китайский иероглиф для обозначения досуга.
– Он был совсем молодым, трехлетним жеребцом, очень игривым. Я назвала его Страшила Рэдли, в честь героя романа «Убить пересмешника». Вместе с ним мы попадали в разные передряги – иногда настолько серьезные, что эти приключения становились для меня мистическим опытом. Помню, например, как однажды вечером мы с ним поднялись на вершину холма в Колорадо, и тут внезапно разразилась страшная гроза. Разумеется, у каждого есть своя история про наездника, которого ударила молния. Представь себе: ты едешь на лошади, вместе с которой ты – самая высокая точка ландшафта, у уздечки и седла – металлические детали. И вот я сижу верхом на лошади, гроза надвигается… Я знаю, что на много километров вокруг самая высокая точка на горизонте – это я и что, если мы не уедем отсюда, нам наверняка конец. Лошадь и сама хочет выбраться, это понятно, так что я решаю, что ей просто нужно не мешать и надеяться на лучшее. И тогда я пускаю ее галопом. Мы несемся сломя голову, на страшной скорости. А надо тебе сказать, что нестись галопом вниз, по крутому склону, – это опасно. Еще никогда в жизни лошадь подо мной не неслась так быстро (а ведь я с малолетства ездила на скаковых лошадях); мы буквально летели над землей. Когда мы наконец домчались до конюшни, пот с нас обеих лил ручьями. У меня было ощущение, что вместе мы перенесли большое испытание. Да, вместе мы чего только не испытали – Страшила и я.
Низко, над самыми деревьями, парит козодой, когда мы, съехав с дорожки для верховой езды, отправляемся назад, в Клермонтскую школу. Козодой летит с открытым клювом, прочесывая воздух в поисках мошкары точно так же, как кит, плывя по океану с открытой пастью, процеживает морскую воду в поисках криля. Не сегодня завтра, когда в воздухе исчезнут последние насекомые, козодои полетят в теплые страны, к югу.
– Когда я мчалась на лошади под бушующей грозой, под вспышки молний, у меня возникло такое ощущение, о котором рассказывают религиозные мистики, – говорит Джейн Мари.
Да, думаю я: наверное, такое же ощущение возникнет, если войти в конюшню глубокой ночью, когда лошади спят, сесть с ними рядом и ждать, когда они проснутся. Или когда видишь, как умирает лошадь. В такие моменты кажется, что между их миром и нашим есть какая-то связь, и мир животных внезапно открывается тебе навстречу.
Проезжая мимо одного особняка, мы видим молодого парня в кожаной куртке. Вальяжно прислонившись к дверному проему, он с прищуром смотрит на нас, на наши кнуты и блестящие черные сапоги. Поковыряв зубочисткой во рту, он, вскинув подбородок, говорит: «Эй, малышка, теперь-то ты знаешь, как обращаться с мужем».
Чуть дальше мы встречаем трех маленьких девочек; завидев нас на лошадях, они бурно радуются. В самых разных цивилизациях и даже в больших городах девочки мечтают о лошадях – независимо от того, видят ли они настоящих лошадей или нет. Они фантазируют о единорогах или играют с игрушечными лошадками (сейчас популярны длинногривые пони, которых можно причесывать и наряжать). Это древняя связь, скрытая глубоко в коллективном бессознательном – там, где лошади вдохновляют самые мощные и безумные из наших грез и вызывают у нас религиозный экстаз, от которого мы немеем.
В древности культ лошадей существовал во всей Европе и процветал в христианскую эпоху. В XII веке ирландские короли еще совершали обряды символического возрождения – рождения от их пышнотелой богини Эпоны, Белой Кобылы. Ее высеченная из известняка статуя высотой сто шесть метров возвышается на холме в английском графстве Беркшир, привлекая толпы туристов. В железном веке ее почитали во всем западном мире. Ютских короля и королеву (правивших там, где теперь находится графство Кент) звали Хенгист и Хорса, то есть Жеребец и Кобыла. Мужские, женские и двуполые лошадиные божества зачаровывали воображение своей взрывной сексуальностью. В расцвете сил, с чувственными боками, обладающие интуицией, проносившиеся в облаке пыли, словно призванные в наш мир силой волшебства, сопровождаемые ритмичным и громким, словно барабанным, цоканьем копыт, лошади казались магическими существами. Обладая более тонким, чем у людей, обонянием, лошади могут броситься бежать в панике еще до того, как грянет гром; они предчувствуют землетрясение, уносятся от приближающегося, но еще невидимого хищника. Поэтому к ним относятся как к наделенным даром предвидения волшебным существам. На лошадей охотятся хищники, и им изначально, как жертвам, присуще обостренное чувство страха. Их настораживает все необычное, и они реагируют мгновенно и разными способами: ржут, испуганно бросаются в сторону, встают на дыбы, уносятся прочь. Они не выжидают, чтобы оценить угрозу. Лошади – это воплощенная пугливость: они реагируют на заметные только им опасности (например, на такие, казалось бы, пустяки, как шуршащий под порывом ветра лист или трепещущая в лунном свете тень). Поддерживавшие связь с невидимыми демонами, лошади, по всей вероятности, казались нашим предкам четвероногими посланцами загробного мира. Людям свойственно ощущать себя неполноценными – даже в глазах животных, которыми они повелевают. Какой идеал может быть притягательней образа бесстрашного, всегда в боевой готовности, переполненного чувственностью коня, непокорно и с вызовом бьющего по земле копытами?
Иногда дома украшали, на счастье, оберегами в виде лошадиной головы, а исполнители культовых танцев в Европе и Азии скакали на палках с лошадиными головами, символизируя езду на лошадях. Шаманы говорили, что, обхватив ногами лошадиное божество, они взмывали ввысь и мчались над облаками до тех пор, пока не достигали небес. Когда воин умирал, считалось, что конь в похоронной процессии везет его душу. Его сапоги вставляли в стремена носками назад, потому что у призраков, как считалось, ноги направлены назад. В древности люди полагали, что лошади везут покойного в загробный мир, – и по сей день этот символический ритуал проводится на торжественных похоронах. Даже скандинавский бог Один имел отношение к захватившему многие страны, вплоть до Индии, обширному культу лошадей. Индуистские боги, умирая, принимали вид лошадей, а в важнейшем обряде плодородия индуистская царица, считавшая себя богиней-кобылицей Саранью, брала пенис мертвого коня и обрядово втыкала его себе между ног, убеждая «сильного жеребца» «дать свое семя». Согласно «Женской энциклопедии мифов и тайн» (The Woman’s Encyclopedia of Myths and Secrets), «этот древний обряд объясняет одно из самых загадочных имен Одина, Вельси, что значит одновременно и “сын бога”, и “пенис коня”. Пенис был “сыном”, почитаемым кочевыми племенами наездников железного века: они называли себя вельсунгами, потомками Вельси. Этот культ не ограничивался Скандинавией. У валлийцев было аналогичное родовое лошадиное божество, которое они считали своим предком, – Велси, или Велс. Славяне тоже почитали его как Волоса – принесенного в жертву коня, из внутренностей и крови которого возникла, как считалось, вода жизни… Волоса, вплоть до XVIII века, символизировал жеребец, которого каждой весной ритуально кастрировали и убивали. А поскольку люди упорно сохраняли его культ, его превратили в христианского святого, Власа, который в реальности не существовал – разве как языческий лошадиный бог… Древние римляне знали его как “октябрьского коня”… Жители Тавриды приносили в жертву Артемиде коней, у которых был “отрезан уд”».
